-У-у, щечки!
Он уж хотел поцеловать её в одну из щечек, как она резко в раздражении одернулась от него плечиком.
-Ну, хватит! Ты же меня совсем не слушаешь, Желябов! – То, что она назвала его по фамилии, означало, что она сердится, но он также  знал, что это была надежная предтеча к скорому примирению.
-Я слушаю, слушаю внимательно, - кивая, ответил он, при этом хитро улыбаясь.
-Так где, покажи! – Не унималась она. Он сунул палец наугад и, по-видимому, бестолково, что вызвало у ней новую вспышку раздражения.
-Тебе что, совершенно не интересно? Тогда давай бросим все, и уедем к дедушке, в Воронеж.
- Уже поздно, Софьюшка, идем в постель, - вздохнув, многозначительно ответил он.
 Она подняла голову и, заметив на себе его властный и нежный взгляд, поняла все.
 Спустя какое-то время она потная лежала на его груди. Её все ещё шатало, как всегда бывало после этого. И Желябов, на чьей груди она лежала, представлялся ей плотом, на котором она плыла через безбрежный океан. И стоило ей только упасть с него, как она тут же бы потонула в пучине небытия. Ей казалось, что маленькие, белые, мочковатые корни, проникая сквозь их теплые, бьющимися в унисон сердцами тела, опутывали из, связывая вместе…И, вдруг, что-то жуткое нахлынуло на неё. Сердце сжалось в холодных тисках. Стало страшно.
 Она вздрогнула и проснулась. Была все та же комната. Забытая керосиновая лампа догорала на полу. Он спал. Быть может, впервые в жизни она видела его спящим. Софьюшка старалась не двигаться, чтобы не разбудить его, но сердце предательски тяжело колотилось, предчувствуя неясную беду.
 Она, вдруг, явственно поняла, что вместе они теперь в последний раз, что завтра его арестуют, и она уже не увидит его никогда, завтра она останется одна….
 Он уже не помнил сколько спал, словно бы провалился. Проснулся от того, что Софья толкала его в бок.
-А? Что?! Соня, это ты, что ли… Что случилось, милая?
Она смотрела на него каким-то странным, серьезным, немигающим выражением, от которого  становилось даже жутко.
-Который час? – Он привычно засуетился, одевая пенсне, чтобы разглядеть время на стенных часах, но Софьюшка решительно отвела его руку.
-Ты можешь пообещать мне одно, - гробовым голосом заговорила она, не отрывая от него глаз.
-Что, что, Сонечка?
-Не ходи завтра в редакцию.
-Как же не ходить. Это почему?
-Не ходи. Умоляю тебя… у меня предчувствие…
-А, опять твой вздор. Ложись- ка лучше спать!
Она знала, что уговорить его теперь бесполезно. Газета – любимая игрушка Андрея, и он никогда не оставит её. И потому она уже не стала отговаривать, а только смотрела на него, словно бы прощаясь.
 Вспоминалось