А-а-а-й!!! Крыса! Огромная и белая!  Это она украла мясо.

- Где? Где? Какая крыса? Ах, вот оно что! Да это же опоссум! От меня не сбежишь, приятель! Ну, крысиная рожа, держись, я покажу, как таскать  у меня еду!

  Грэг кинулся к стволу дуба, чтобы перекрыть зверьку отступление. Видимо НАШ опоссум оказался не из робкого десятка: вместо того, чтобы хлопнуться в обморок и, высунув язык, притвориться дохлым, как это часто поступают его пушистые собратья, наш воришка, видимо, решил бороться до конца за свою добычу Застигнутый врасплох, опоссум, чуть было не выронил свою тяжёлую ношу, но,  подцепив когтями мясо, в последний момент,  поймал куриный окорочок, когда тот уже выскользнул и стал падать вниз. Грэг, не растерялся и схватил куриную ножку за торчащую косточку и потянул на себя. Зверёк – на себя. Под действием явно превосходящих сил противника, опоссум  свалился вместе со своей добычей, успев всё-таки зацепиться хвостом за ветку дуба, но даже  тогда  не отпускал куриную ножку, когда Грэг растянул его во всю длину, пытаясь вырвать окорочок из цепких лапок рассерженного зверька. Огрызаясь и кусаясь,  зверёк яростно отбивался, впившись когтями в мясо. Грэг не уступал и вовсю дрался с опоссумом, пытаясь вырвать у него уже изрядно потрёпанный кусок мяса. При виде этой баталии между голодным человеком и голодным опоссумом нельзя было не расхохотаться.

- Ха-ха-ха! Да, оставь ты ему мясо. Грэг, Грэг, отпусти бедного зверька, он тоже хочет есть.

-Ну,  уж нет. Это моя курица, и я тоже хочу есть! – возмущенно завопил Грэг.

- Грэг, а вдруг он бешенный?! Лучше отпусти ему курицу, а то покусает! – закричала я в испуге.

-Как бы не так, когда я голоден я тоже бешенный и сам кого хочешь покусаю!

-Грэг отпусти…, - но Грэг не слушал меня и продолжал драться за курицу.

   Тут произошло то, что и следовало ожидать. Под воздействием силы растяжения опоссума и Грэга, куриная косточка выпала из окорочка и осталась в руках Грэга, а все остальное в цепких мохнатых лапках зверька, который, не растерявшись, схватил мясо в зубы и с проворством обезьяны, начал карабкаться по стволу дуба – и был таков. Грэгу же оставалось только глупо созерцать куриную кость, оставшуюся в его руках, которую Грэг  с досады швырнул во вредного зверька.

- Ха-ха-ха. Ну, что отобрал? Ладно, Грэг, иди есть, остались ещё  две куриные грудки. Этого с лихвой  хватит нам на двоих.

- Как же хватит, - недовольно буркнул Грэг, - я с детства ненавижу белое мясо.

- Говорят, белое мясо намного полезнее, в нём меньше холестерина,  чем в красном. Так, что считай, что опоссум избавил наши бедные сердечки от дозы вредного холестерина.

-Э-э-э! – покачав головой, вздохнул Грэг.

   Из кроны дуба доносилось смачное чавканье, «бешенного» опоссума, уплетающего  заднюю половину нашей курицы, которого,   по-видимому,  нисколько не заботил вопрос о вреде холестерина на его маленький организм.

-  Ха-ха-ха! Честно говоря, тоже не люблю белое мясо, но как понимаешь, другого ужина у нас не предвидится, а забивать другую курицу я не буду, даже не проси.

  Но, голодный  Грэг, больше не слушал меня, он, как и опоссум, также смачно уплетал свою куриную грудку, и не закончил до тех пор, пока не обгладил всё до последней косточки. Я сняла кожицу со своей порции и съела её, больше есть мне не хотелось. Остальное  я отдала Грэгу.

   Смертельная усталость от этого самого длинного в моей жизни дня, продлившегося тридцать два часа, и полного событий, отбила аппетит, и, навалившись свинцовой тяжестью,  придавила к земле. Я легла на песок ногами к костру, и тут же уснула. События минувшего дня, контрастируя,  сменяли друг друга, словно в идиотском  фантастическом  кино. Морозная зима, с пронизывающим ледяным ветром, сменялась знойным летом. Палящее солнце, почему-то,  жгло голову посередине морозного зимнего дня, невесть каким образом, вдруг наступившей зимы. Моя убогая комната в хрущёвской квартире расширялась с помощью зеркал до просторного  кабинета дедушки Баркли. Вот и сам дедушка Баркли сидит  в своём инвалидном кресле в одном из зеркал и отрицательно качает головой, дескать:  «Нет, никогда мы больше не увидимся», хотя самого дедушки нет в его кабинете, а только его отражение. Нет, это не он.  Вместо него я вижу, мою плачущую  мать, я, даже  слышу её плачь,  как будто, она прощается со мной навсегда – она тоже исчезает, в глубине зеркал. Боже, какой мучительный сон. Поскорей бы он кончился.

   Вздрагивая, я просыпаюсь. Но не в свое комнате. Всё то же, пламя костра догорает в последних отблесках углей, ещё один пузатый и  глупый мотылёк вьется возле смертельного пламени, и, обжигая крылышки в уже догорающих красноватых искрах, кувыркается на горячих углях,  заживо поджариваясь. «Неужели и этот маленький мотылек летел в поисках  любви на свет луны, но луны нет, стоит непроглядная ночная тьма,  и он, летя навстречу тому  единственному свету, который отбрасывает пламя костра, надеясь там найти свою пару, так глупо погибает. Кто знает? Может, я тоже прилетела сюда, как этот мотылек на свет пламени. Может, и мне суждено будет погибнуть здесь, в далекой и чуждой стране,  погнавшись за иллюзорной мечтой о человеческом счастье, которого на этом свете не существует, и не могло существовать ДЛЯ МЕНЯ. Может, я уже влетела в горящее пламя огня, из которого нет возврата обратно». От тяжёлых раздумий новая волна усталости навалилась на меня, и я, словно провалившись в черную бесконечную бездну, забылась глухим тяжелым сном.

 Покончив с сытным куриным ужином, Грэг почувствовал, что его  начинало клонить ко сну накопленная за день усталость. Глаза слипались. Грэг знал, что оставаться спать на земле в тропическом лесу, кишащим смертельно опасными для человека тварями, было равнозначно самоубийству. Поэтому необходимо было предпринять все меры, чтобы обезопасится от них. Когда Грэг ехал в Майами, вместо постели, он вполне мог обходиться сиденьем автомобиля, где спал в позе зародыша, накрывшись теплым шерстяным пледом, который заменял ему и подушку и одеяло. Но теперь, глядя на спящую возле костра прелестную спутницу, он понимал, что девушка вряд ли захочет спать сидя, и, если её разбудить сейчас, то она вряд ли заснёт снова в этом темном и страшном лесу, наполненным ночными звуками.

   Не желая будить свою спутницу, он решил устроить более удобное ложе для двоих, чтобы затем незаметно перенести на него спящую. Как же его устроить? Где спать – вопрос не стоял. Вдвоем они могли разместиться только в кузове Пикапа. А, если натянуть брезент, то получится вполне сносная палатка, в которой можно было спокойно спать, не опасаясь быть съеденными аллигатором. Отлично! Был ещё один вопрос – как освободить кузов автомобиля от багажа, ведь для этого  необходимо было заново выгрузить тяжёлые чемоданы  и мопед. К счастью, мопед был загружен в кузов последним, и Грэг осторожно снял его с кузова и поставил на землю рядом, привязав для надежности металлическим шнуром к бамперу, чтобы не украли. Но что делать с чемоданами? Мысль, что придется снова тягать их, Грэга не прельщала.  Тут к нему пришла блестящая идея, как избавиться от чемоданов, не выгружая их. А, что если перетащить чемоданы на передние сидения Пикапа, а клетку с курами разместить на крыше. Грэг так и сделал. Сняв кожанные чехлы с сидений, которые могли пригодиться для подстилки, Грэг перетянул чемоданы и установил их в вертикальном положении на сидениях, для надежности привязав веревкой к спинке, чтобы они случайно  не опрокинулись вперёд. Клетку с курами он установил на крыше, привязав ее прямо за крышу. Кузов был освобождён. Оставалось только устроить постель поудобнее.

   Грэг расстелил снятые чехлы на холодном металлическом полу кузова  Пикапа.  Ложе получалось жестким и неудобным,  но тут, в голову Грэга пришла блестящая идея: зачем было спать, мучаясь на холодном жёстком полу кузова, когда рядом  росло  сколько угодно превосходного  мягкого  материала  – испанского мха, который  испокон веков используют, как набивочный материал.

   Но была ещё одна проблема –этот необработанный мох ни в коем случае нельзя было использовать в качестве подстилки для сна, и, как истинный семинол, с детства выросший в дебрях Флориды, Грэг хорошо знал это. Почему? спросите вы. Сейчас расскажу:  дело в том, что, несмотря на свою внешнюю привлекательность в качестве материала обивки, свежий испанский мох, только что снятый с дерева, буквально кишит самыми разнообразными насекомыми, начиная от кусачих муравьев и заканчивая клещами и блохами, которые искусали бы вас до крови, если бы вы вздумали провести на нём ночь.

   Однако у Грэга был превосходный план, как избежать этой неприятности и выспаться на мягком теплом ложе. Этим мхом можно было набить клеёнчатые чехлы, словно матрасы, и, плотно застегнув их молнией, спокойно спать на  мягких удобных подстилках  всю ночь. Плотная клеёнчатая кожа не пропустила бы мелких обитателей наружу, а теплый мох согрел бы их в холодную ночь.

   План был превосходен. Оставалось только достать мох с дерева. Эта задача оказалась совсем несложной. К счастью, мох рос совсем не высоко, и его можно было достать даже рукой. Грэг обобрал весь мох, росший на нижних ветках дуба, который он мог только достать – этого оказалось вполне достаточно. Старательно набив им чехлы, он сделал из них своеобразные подстилки, затем постелил их на дно кузова, так, что получилась вполне удобная постель.

    Стараясь не разбудить спящую, Грэг осторожно перенёс её в кузов и положил на импровизированную постель, накрыв своим шерстяным пледом, как одеялом. Тут его внимание привлекла меховая шуба из каракульчи, и, не найдя более разумного применения  ценной вещи, он, не долго думая,  приспособил её в качестве верхнего одеяла, прикрыв ноги спящей, поскольку, даже в тропическом климате Флориды, в это время года  ночи бывают довольно прохладными. Затем он достал из бардачка странный светящийся  прибор, напоминавший не то небольшой обрез винтовки, не то странного вида старинный пистолет и вышел на улицу. Нажав, небольшую кнопку на приборе, Грэг, пригнувшись к земле, стал обходить автомобиль, очерчивая  одним концом прибора линию вокруг автомобиля, которая струилась  из прибора  в виде тончайшей закручивающийся в спираль проволоки, испускавшей странное неоновое свечение. В самом деле, зачем он это делал? Может, это был какой-то ритуал, призванный огородить себя от  злых духов леса, которые активизируются в ночное время. Так оно и было, но только бесплотных духов и демонов  опасался Грэг в ночном лесу, нет, в лесу водились вполне реальные  твари, которых надо было действительно опасаться. Этими тварями были аллигаторы и змеи, ядовитые сороконожки и скорпионы, питоны и вараны и прочие, опасные для человека создания, которые, безмерно расплодившись за последние десятилетия, наводняли болота и леса полуострова. Единственным средством как-то защититься от этих смертельных тварей был проволочный эквалайзер, прибор, способный небольшим разрядом электрического тока отпугнуть непрошенных ночных гостей. Ну, вот, всё было готово, и светящаяся пружина, излучая таинственный неон, опоясала место нашего ночлега. Теперь можно было ничего не опасаться и спокойно уснуть под надежной охраной чудесного прибора.