Глава тридцать восьмая

Два пути

   Чтобы добраться от Майами до затерянной хижине в забытой богом местечке под говорящим названием Маш, что в дословном переводе обозначает «болото» или «трясина», существовало два пути. Длинный путь описывал полуостров по побережью с юга -   от Майами до мыса Ист-Кейп и,  затем, следовал   вдоль всего великолепного курортного  побережья Мексиканского залива до залива Дэйн Бэй, где огромные паромы доставляли путешественников прямо в Санкт – Петербург, откуда до Маша было каких-то пятьдесят километров пути. 

   Короткий путь пересекал весь полуостров  почти по диагонали, проходящий по наиболее  диким,  заповедным местам Флориды с её  бескрайними  болотами и непроходимыми  лесами. Как всегда бывает, короткий путь оказывался тернистым, поскольку пролегал по диким  заболоченным равнинам полуострова, где отсутствовала всякая цивилизация, и где на ее унылых дорогах едва ли можно было встретить хоть какой-нибудь мотель, где можно было бы поесть и отдохнуть.  И, всё -  таки,  мы выбрали второй – «короткий», пересекавший полуостров по диагонали. Трудно сказать, что тогда повлияло на  решение Грэга  следовать именно по этому пути, скорее всего,  на то были свои причины. Мы уже отъехали  на порядочное расстояние к северу от Майами, так,  что поворачивать обратно было бы глупо, и, потом, возвращаться обратно – плохая примета. Второй причиной, было то, что дом Грэга находился не в Санкт-Петербурге, а в самом центральном районе Флориды – северо-восточной части округа Харди, в  так называемом районе великих болот самого большого озера Флориды -  Окичоби, питающего своими водами всю Флориду (недаром же индейцы Хитчити прозвали это озеро Большая Вода). 

   Получалось, что, дорога от городка Тампа, огибающая одноимённую бухту с севера, вела, почти что,  к самому дому. Была ещё и третья причина, очевидно,  самая существенная – надвигался сезон дождей, обычно открываемый очередным ураганом, с милым женским именем, обычно сопровождаемым штормом и наводнением. Из-за того, что пришлось бы пережидать тропические бури, поездка по побережью могла затянуться на долгие недели, а то и месяцы. Вот почему, в это время года дорога, ведущая вглубь полуострова по её диким болотам и лесам, оказывалась даже более безопасной. 

   Дело в том, что настоящая тропическая буря -  редкое явление во внутренних районах Флориды, обычно здесь  она представляет собой сильную грозу с ветром, не более того, и не имеет той разрушительной силы, с которой она обрушивается на её побережье. Что касается бытовых неудобств из-за отсутствия цивилизации, то, разве могли они смутить двух юных и  отважных искателей приключений, романтиков и любителей природы. Скорее это были лишь жалкие издержки за возможность увидеть всю красоту нетронутой первобытности тропической природы полуострова. Итак, вперёд в дебри Солнечного Полуострова – навстречу приключениям!

Глава тридцать девятая

Мохнатые лапки или В заповедных дебрях Флориды

   Однообразный болотистый пейзаж утомлял зрение. Веки наливались свинцовой тяжестью, и, вскоре, запрокинув голову на спинку сидения,  я мгновенно  уснула, словно провалившись в небытие. Я проспала, по-видимому, не долго – во всяком случае,  не более двух часов, когда мой сон был неожиданно и грубо прерван гудком автомобиля.

   Я открыла глаза, спросонья  ещё толком не понимая, что происходит. Сигналил Грэг. Путь нам преградила огромная фура, до верху нагруженная клетками с живыми курами, которая ползла по извилистому узкому шоссе, словно огромная черепаха, преграждавшая нам путь. Грэг сигналил ещё и ещё, но какофония куриного кудахтанья заглушала всякие гудки. Пух, обрывки перьев и грязь от кур летели прямо нам в лицо, заставляя нас кашлять. От зловонного запаха  клеток, усиливавшегося липкой и влажной духотой надвигавшейся грозы, выворачивало наружу.

   Крепко выругавшись, Грэг пошёл на обгон по встречной полосе. Наверное, тогда, когда ты так молод, ты не осознаёшь чувство опасности, выезжая на встречную полосу, потому, что в молодости ты кажешься себе бессмертным. Не осознавал этого и Грэг. Почему я не остановила его от этого безрассудного поступка – я не знаю. Может быть, тогда я ещё тоже не понимала ценности своей жизни, может быть, жизнь в двадцать два  года  мне  тоже казалась бесконечной.

   Грэг прибавил скорость и вскоре стал обгонять фуру, сигналя ей, чтобы она притормозила и дала возможность объехать её спереди. Но не тут то было. Вместо того,  чтобы притормозить,  водитель фуры, прибавил газу. Грэг не сдавался – он тоже нажал на газ. Началась смертельная гонка. Грэг снова сигналил, но водитель – фуры, на вид мексиканец, очевидно твёрдо решил доказать свою принадлежность к крутому мачо, показал  из окошка кулак с оттопыренным средним пальцем и снова прибавил скорость. Бог знает, чем могла бы закончится эта гонка, если бы я вовремя не заметила, как другая фура двигалась навстречу. Осознание того, что через две минуты мы можем погибнуть, ударило меня, как разряд тока.

- Ст –о-о-о-о -й!!! – заорала по-русски я.

  Грэг, в мгновение ока понявший значение этого интернационального слова, резко затормозил. Раздался  визг тормозов. Мексиканец проехал вперёд, а мы свернули на обочину, чтобы немного прийти в себя от шока. Вдруг, я услышала, как впереди раздался какой-то глухой хлопок, а затем скрежет ломающегося металла. Я поняла – случилась авария.  Мы повернули головы, чтобы узнать, что произошло.

   Мои догадки оказались верны – мексиканец действительно попал в аварию. А произошло вот что: увидев наш Пикап, двигавшийся по встречной полосе водитель встречной фуры – холодильника (по иронии судьбы вывозивший куриные полуфабрикаты с той же птицефабрики, куда первый водитель  вёз  живых кур для изготовления куриных полуфабрикатов), увидев нас,  начал тормозить, в то время, как мексиканец (с живыми курами),  по инерции,  продолжал двигаться на большой скорости, празднуя победу в импровизированной гонке.

   Когда мексиканец заметил стоящую на дороге фуру-холодильник и начал тормозить, пытаясь свернуть на обочину, чтобы не столкнуться с рефрижератором в лоб – было уже поздно. К счастью, прямого удара удалось всё –таки  избежать, что спасло обоим водителям жизнь – к счастью, оба они не пострадали, но от резкого торможения прицеп с живыми курами резко отклонило влево и, задев бок рефрижератора, грузовик оставил на нём порядочную вмятину.

   От удара одна клетка с курами выпала прямо на дорогу, и в ту же секунду была подобрана мною. На вопрос Грэга «Что мы с ними будем делать?», я решительно ответила, что всё в жизни может пригодиться.

  Не теряя более времени,  наш маленький Пикап снова тронулся в путь. Проезжая мимо фуры, мексиканца, этого неудавшегося Шумахера, я с усмешкой  показала ему клетку с курами, а торжествующий Грэг вытянул в окошечко Пикапа кулак с оттопыренным средним пальцем и показал  его мексиканцу.  Я только  успела заметить, как в ответ, мексиканец, в бессильной злобе, погрозил нам кулаком.

   Истинно говорят, что  тише едешь – дальше будешь. Теперь в Пикапе нас было пятеро: я, Грэг, петух, и двое кур.

  Должно быть, по случаю своего  чудесного избавления от участи стать куриным полуфабрикатом,  белый петух всё время не преставал победоносно кукарекать, чем до смерти раздражал Грэга. В конце концов, я догадалась поставить клетку в кузов, вместе с чемоданами и прикрыть ее брезентом. В темноте петух, наконец, угомонился и умолк, и мы вновь спокойно могли продолжить своё путешествие.

   Мы ехали вот уже три часа, когда солнце, словно,  устав безжалостно палить целый день, немного умерило свой пыл, и, остывая в багряных тонах,  начинало склоняться на запад за кромку соснового  леса. В тропической Флориде сумерки быстро переходят в полную темноту. Необходимо было срочно найти ночлег. Но где? По близости не было никакого жилья, только бескрайние сосновые леса простирались по обеим сторонам обочин. Это был самый малонаселённый внутренний район полуострова. Ночевать на обочине  дороги, рискуя быть сбитыми в темноте случайным автомобилем было бы глупой затеей, а свернуть в лес по какой-нибудь проселочной дороге и заночевать там – просто не безопасно.

   Несмотря на то, что это был сосновый бор, он совсем был не так безобиден и романтичен, как наш северный сосновый бор, где самым страшным ядовитым обитателем является гадюка обыкновенная, от укуса которой может умереть разве, что человек, имеющий аллергию на её яд. Нет, этот сосновый бор кишел рептилиями, по сравнению с которыми, наша лесная гадюка была бы  просто наивным ужиком. Сосновый лес Флориды не только наводняли рептилии-эндемики, как-то: аллигаторы, Флоридские крокодилы, техасские гремучники, одной ядовито-кусачей компании было бы  вполне достаточно, но и   кишел  самыми ужасными  рептилиями, завезенными сюда любителями  со всего мира: африканскими удавами, азиатскими питонами, достигающими здесь огромных размеров, гигантскими  варанами с острова Комодо, индийскими очковыми кобрами и другими «милыми» созданиями. Эти новые для Флориды виды по происхождению были из тех везунчиков,  которые,  будучи привезенными, сюда в качестве домашних питомцев, сбежали от своих хозяев – самодуров и прекрасно акклиматизировались в теплом климате Солнечного Полуострова.

    Поэтому мы с Грэгом решили продолжать ехать, пока хватит сил, в надежде, что на пути нам повстречается какой-нибудь населённый пункт, где можно будет передохнуть и что-нибудь купить поесть. К тому же, питьевая вода, которую захватил с собой Грэг,  уже заканчивалась. Жажда с новой силой начала мучить нас, из-за жары пить хотелось постоянно и эти последние глотки воды, едва смочили наши пересохшие губы.

  Мы ехали и ехали, но нигде не было видно даже одиноко-стоящей фермы – ничего, только непроходимый замшелый лес, перемежавшийся с заболоченными пространствами, да небольшие заболоченные озера, составляли дикий и однообразный пейзаж. Я было уже начала снова засыпать – так легче было перенести  жажду, голод и усталость, навалившиеся на меня за этот бесконечный день, как до меня донёсся шум водопада. Где –то поблизости была вода!

    Я открыла глаза и стала внимательно вглядываться, но никакого водопада нигде не было. Может быть,  мне это просто показалось? Может быть, я схожу с ума от этой жары? Нет, я не ошиблась, я слышу воду! Но где? Я поделилась своими соображениями с Грэгом. Грэг остановил Пикап и прислушался. Теперь звуки падающей воды были явственно слышны со стороны сосновой рощи. Значит,  там явно была вода. Но как до неё добраться?

- Послушай, Грэг, если там есть вода,  значит должен быть подход к ней, - разумно предположила я. -. Ну, что-то вроде тропинки. Давай поедем медленно и будем внимательно все осматривать, может нам повезет, и мы найдем её.

- А если мы уже её проехали?

- Тогда повернём обратно от этого места и поедем искать там. Хотя,  это маловероятно. Слышишь, шум воды будто приближается к нам – значит вода впереди, потому как ветер дует нам в лицо.

- А если никакой тропинки туда нет?

- Тогда я побегу на шум воды без тропинки, чтобы напиться и набрать воды, потому что я больше не могу терпеть!

- Нет,  ты не знаешь этого леса, здесь могут водиться змеи или аллигаторы, да и потом, ты можешь заблудиться.

- Хватит,  Грэг, я так хочу пить, что меня уже не остановит даже мысль о змеях и аллигаторах!

- Нет, давай поступим так: если мы не найдём тропинки, за водой пойду я. Поверь, я знаю эти леса лучше, чем ты, и готов к встрече с его обитателями.  Как только я наберу воды, я дам тебе сигнал вот этой сиреной. Ты же будешь сигналить машинным гудком, чтобы я не заблудился и вышел обратно. Идёт?

-Идет, - ответила я, удивлённая разумным ответом взрослого человека, который несколько часов назад так глупо рисковал своей жизнью, словно мальчишка.

   К счастью, мои предположения оказались верны. Мы не проехали и двести метров, когда Грэг заметил небольшую песчаную тропинку, ведущую от шоссе в сторону леса. Мы свернули на неё. Шум воды был всё ближе и ближе, я даже чувствовала её свежее дыхание. Вот мы объехали какое-то широкое и заросшее испанским мхом дерево, и нам открылась просторная лесная поляна, со всех сторон окруженная непроходимыми джунглями и примыкающей к ней  каменными уступами  возвышенности.  Там, где вода маленького водопада подмыла камни уступа, образовалась огромная пасть пещеры, которая теперь грозно зияла своей чёрной пастью. Небольшой ручеёк водопада стекал с уступа возвышенности над пещерой и втекал в саму пещеру, пропадая там. Мы кинулись к воде и принялись с жадностью ловить ртом тоненькие разрозненные струйки воды, стекающие с облепивших уступ водопада вьющихся растений.

   Утолив, наконец,   жажду, мы стали обсуждать наш дальнейший план действий. Было ясно, что искать лучший ночлег, не было никакого смысла, и, потому, мы решили остановиться на ночь здесь. Грэг принялся собирать хворост, чтобы разжечь костёр, чтобы изжарить одну из наших куриц. Мне же было поручено жутковатое задание – свернуть птице   шею. 

   Я подошла к клетке, чтобы выбрать одну смертницу. Мне было страшно смотреть в невинные глаза птиц, и,  зажмурившись, я решила предоставить решить вопрос судьбе, выбрав птицу наугад. Я протянула руку в дверцу клетки и сразу нащупала теплую грудку птицы, которая тут же больно клюнула меня в палец.. Это была одна из куриц. В душе я радовалась, что моей жертвой оказался не петух, ведь он так славно радовался своему чудесному спасению, что погубить его теперь казалось просто подлостью. Треск ломаемых Грэгом сухих сучьев прекратился,  и я увидела, что Грэг, уставившись на меня,  застыл в напряженном внимании, даже звуки тропического леса, казалось на минуту, прервали свою какофонию, ожидая развязки. Отступать было слишком поздно…

   …одним ударом я сломала несчастной птице шею о колено. Раздался противный треск, словно от сломавшейся ветки, – и шея птицы безжизненно повисла в неестественной позе, при этом курица  всё ещё продолжала судорожно бить крыльями, словно хотела улететь. Я с омерзением отбросила трепыхавшуюся в судорогах птицу на землю и увидела, как мертвое тело принялось кувыркаться по земле, опираясь на крылья, словно детский волчок. Зрелище было жутковатое и неестественное. Наконец, мучения несчастной птицы прекратились, и тело застыло в скорченной позе.

   Не в состоянии больше даже смотреть на убитую мною курицу, я предоставила Грэгу право приготовить «убиенную» мною курицу, а сама,  захватив из чемодана чистое полотенце, мой любимый походный шампунь и чистую смену лёгкой одежды, я отправилась в сторону водопада, чтобы хорошенько вымыться после долгой пыльной дороги.

  Весь этот невыносимо жаркий день во Флориде  я мучительно прела в моём тяжелом шерстяном платье. Единственной мечтой было принять прохладный душ, и теперь это было возможно. Я уже, было, хотела раздеться и броситься под прохладные струйки водопада, когда неприятная мысль пришла мне в голову: «А что если, пока я тут буду намывать себе голову, Грэг возьмёт, да и смотается на машине вместе с моими чемоданами, документами и деньгами, и я так останусь, как дура стоять совершенно голая, посреди тропиков. Что тогда делать? Нет уж. Бережёного бог бережёт».

   Я тихонечко подошла к Пикапу и оглянулась на Грэга. Тот отчаянно драл перья с курицы, ничего не замечая вокруг себя.  Незаметным движением я вытащила ключ зажигания из машины. «Вот так ты никуда от меня не удерёшь».  Чтобы не потерять его,  я сняла цепочку от креста  и продела ее сквозь отверстие ключа. Только тогда со спокойной душой я отправилась  мыться.

  Как только Грэг закончил титанический труд по ощипыванию куры, не теряя времени,  он принялся потрошить её, хотя не имел толком никакого понятия, как это делается, потому,  как всю свою сознательную жизнь ему приходилось покупать в супермаркетах уже разделанных кур Однако, он храбро принялся за работу, решив действовать так, как подсказывала ему интуиция, переданная ему от «предков-Семинолов», некогда разделывающих на этих землях своих диких индеек. Небольшим перочинным ножичком, который всегда находился в кармане его брюк, Грэг  разрезал брюшко птицы, будто хирург, делавший кесарево сечение. Затем засунул туда руку, уцепившись пальцами за то, что ему попалось,  и одним мощным движением он рванул внутренности, которые вывалились безобразной массой ему на ноги. Картина кувыркающейся курицы со свёрнутой шеей ещё стояла перед его глазами. Приступ тошноты подступил к горлу. С омерзением Грэг стряхнул внутренности с ботинок на землю и прикопал их песком, придавил всё это камнем, чтобы не привлекать назойливых мух, которые тут же начали слетаться на запах,  и направился к ручью, чтобы смыть с себя остатки внутренностей и промыть мясо перед приготовлением.

  Подходя к водопаду, Грэг услышал всплески воды, сопровождаемые странным фырканьем. К своему ужасу, тут он вспомнил, что с тех пор как он только  начал ощипывать несчастную курицу, он так увлёкся, что потерял из виду Лили. Болезненное воображение Грэга тут же начинало рисовать одну картину страшнее другой: то огромные аллигаторы с пыхтением и фырканьем, крутясь вокруг своей оси деловито разрывая бедную девушку, то гигантская змея заканчивала заглатывать свою жертву и, теперь, пыхтя, вправляла свои разошедшиеся челюсти обратно. «Но почему она тогда не кричала?» Эта мысль немного успокоила Грэга, но тут же другая вновь заставила его вздрогнуть.  «Возможно, она даже не успела».

   У входа в пещеру, посреди водопада, под ниспадающими струйками воды стояла девушка, абсолютно голая, и, распустив длинные волосы, так, что они закрывали ей лицо, тщательно промывала каждую прядь своих золотистых волос. Мыльная пена сбегала по её волосам и скользила белыми липкими хлопьями по роскошным полным грудям и чуть выпуклому девичьему животу, будто своей пушистой тающей белизной желала подчеркнуть фарфоровую белизну безупречной кожи, и, подгоняемая озорными струйками водопада, нисходила по полным бёдрам прямо в прозрачную воду ручья, исчезая белым паровозиком лопающейся пены  в черной пасти пещеры.

   Зрелище обнаженной речной  нимфы было настолько  потрясающим и шркирующим одновременно, что Грэг застыл месте не в силах оторваться от него ни на секунду, словно пораженный  стрелой амура молодой Аполлон, застывший при виде прекрасной богини  Дафны.

   Сказочная речная Наяда, казалось, не обращала на него никакого внимания, лихорадочно пытаясь смыть с волос упрямую пену шампуня, которая под слабыми струйками водопада упорно  не хотела смываться.  Наконец, разобрав запутанные  волосы на две ровные половины, она откинула их назад от лица, чтобы промыть мыльное лицо. Затем, фыркая и отплёвываясь, лихорадочно принялась скрести лицо и голову пальцами, будто хотела вместе с грязью содрать с себя ещё и кожу.

  Грэг  никогда не видел такой необычной красоты у женщин, и, даже не представлял, что такая красота могла  бы  существовать на Земле. Это была красота, не поддающаяся современным стандартам и шаблонам, и, даже общепринятым представлениям о женской красоте. Это была необъяснимая  красота, красота, почти граничащая с уродством, в своих противопоставлениях.

    В её  внешности, каким- то непостижимым образом,  сочеталась детская хрупкость и  невинность с соблазнительной сексуальностью взрослой женщины. Причем эта почти кукольная детскость в своем  внешнем контрасте не противоречила её сексуальности, а скорее выгодно подчёркивала ее.  Детские тоненькие ручки с крошечными, почти младенческими ладонями,  нежная шейка, и подростково-угловатые плечики контрастировали с возбуждающе огромными полными грудями с соблазнительно выпуклыми розовыми сосками,  широкими бёдрами с круглым выпуклым животиком и тонкой талией, словно предназначенными  самой природой для рождения детей. Полные бёдра женщины плавно  переходили в маленькие детские ножки, оканчивающиеся крошечной соблазнительной ступнёй с высоким подъемом. Грэгу казалось, что он сейчас же сойдёт с ума от этого зрелища.

  Тщательно смыв с себя остатки дорожной грязи, юная «Дафна» открыла глаза и, увидев подле себя незадачливого «Аполлона», нелепо застывшего с лысо-розовой потрошеной курицей в вытянутой руке, словно он и впрямь был из мрамора, вдруг вскрикнула и стыдливо  кинулась прятаться в пещере. Как вы уже догадались, этой речной Наядой была я, а Аполлоном конечно же Грэг.

- Межу прочим, в таких пещерах могут водиться змеи и аллигаторы, - стараясь сдерживать волнение,  с тоном знатока добавил Грэг. - Так, что прятаться от меня в пещере не советую! – громко произнёс он. Я заметила, что его голос дрожал.

  Через секунду он увидел, как его  Наяда выскочила обратно из пещеры и беспомощно заметалась, ища иного, более безопасного  убежища.  Вдруг, она споткнулась  обо что-то на дне ручья, и из её уст раздался душераздирающий вопль:

- А-а-а-й!!! Аллигатор!!! Меня ужалил аллигатор!!!

  Грэг бросил взгляд на ручей, где были  её ступни, но никого не заметил. Никакого аллигатора даже в помине тут не было, и не могло быть. Был самый разгар засушливого сезона и ручей обмелел так, что, едва покрывал камни, лежащие на его дне до половины, так что,  не то что аллигатор или змея могли здесь разместиться, но даже пиявка едва ли могла свободно проплыть по нему. Какой аллигатор «ужалил» его спутницу в ногу -  для Грэга оставалось загадкой.

 - Покажи! Где?! Где?! – завопил Грэг, подскакивая ко мне.

-Вот! – простонала я, и подняла кровоточащую ступню из воды. Нога кровоточила от небольшого, но глубокого пореза на пятке. Края пореза были ровными, словно порез был нанесён бритвой или ножом, но ни в коем случае не зубами аллигатора или змеи. Это успокоило Грэга. «Значит,  она порезалась о какой-то мусор в ручье. Но обо что?». Грэг принялся внимательно осматривать камни в ручье, тут его внимание привлек какой-то серебристый предмет, лежащий под большим камнем. Грэг отбросил камень в сторону. К его удивлению, перед ним лежал  железный кухонной топорик из  нержавеющей стали.

-Вот обо что ты порезалась!

   Грэг раскопал песок и вытащил порезавший меня предмет из воды. Блестящий кухонный топорик победоносно алел в лучах заходящего солнца.

-Что это?

- Похоже, на кухонный топорик.

-Это, понятно, но какого чёрта кухонный топорик делает здесь, в ручье?

- Делай, как знаешь, Грэг, – махнула я рукой.

  Грэг обернулся, я переоделась уже в шорты и заканчивала застёгивать последнюю пуговицу лёгкой плиссированной рубашки. Пока я лихорадочно воевала большой расческой со спутавшимися волосами, которые после мытья в мягкой воде ручья торчали  одуванчиком, образуя наэлектролизованный  золотистый ареол вокруг головы, что никак не хотел опадать, Грэг уже успел промыть курицу в ручье, насадить её на вертел и развести огонь.

  Грэг равномерно покручивал вертел, на котором кружилась  тощая курица, когда я вспомнила про ключи зажигания, всё ещё висевшими у меня на цепочке. «Конечно же, Грэг никак не мог не заметить их, когда застал меня там, у ручья. Но, почему он ничего не сказал? Может, он действительно ничего не заметил. Или же только притворяется, что ничего не заметил? Теперь это не важно. Нужно вернуть ключи на место». Стараясь не привлекать к себе внимание, я не заметно вставила ключи обратно.

  Сладковатый аромат жареной курятины начинал распространяться в воздухе, приятно щекоча наши изголодавшиеся по нормальной пище желудки. Как это бывает в тропическом поясе, сумерки опускались стремительно. Солнце, словно огромный красный шар, опускалось за кромку черного леса, отбрасывая последние красноватые лучи на поляну. И вот уже мириады цикад затянули свою бесконечную песнь, приветствуя наступающую ночь.  Жара спала, и мы наслаждались приятным теплом заходящего солнца, которое, словно устав жечь за долгий тропический день, ласкало своими теплыми лучами.

   Вдруг, меня  привлек какой-то шелестящий звук, доносившийся со стороны  пещеры. Поначалу, я подумала, что где-то шелестит листва, возбужденная ветерком, но звук становился все сильнее и настойчивее. Я взглянула в сторону пещеры, свет заходящего солнца сюда уже не доходил, и  её черная пасть уже почти погрузилась в темноту сумерек, так что я едва