Уродцы

Г лава 1. Долина смерти.

Бабка Марья Николаевна Тиморова отправилась как-то за клюквой на болото Глушицкое, что  в Мясном бору...

Много недоброй славы о тех местах ходило. Не даром бор таковым прозвали — Долиной смерти. Сотни тысяч наших необстрелянных солдат 2-ой ударной армии Власова сложили головы тут в Великую Отечественную войну, так и не выбравшись из окружения мясновоборского котла. А кто пытался выбраться к своим, фашисты ловили и расстреливали прямо в лесу. Так и валялись повсюду солдаты- «поверховики», никем не убранные.

Оправдал свое зловещее название поселок. Переполнился Мясной бор кровавым человеческим мясом. Стремясь выбраться из окружения, ползли живые по павшим через речку Глушицу, как по мосту, получая долгожданную пулю, ибо мучительная смерть от голода и холода в окруженном котле куда страшнее была...

Лишь со временем природа, словно сжалившись над погибшими, укрыла кости убитых мягким мхом, убаюкала в перины сочившейся ржой торфяной жижей. Дорого, очень дорого обошелся просчет скоропальной Любанской операции* простым советским солдатам.

Даже в наше время, случалось, что многие грибники-ягодники, заплутав, уж не возвращались. Говорят, заводила их сила нечистая в топи, да там и пропадал люд. Случалось в туманное утро, когда вовсю свирепствуют сестры, болотные Лихорадки, на тех местах видеть туманных призраков погибших солдат, слышать как говорят совсем рядом мужские голоса, запах махорки и, вдруг, громогласное «Ура!!!», будто совсем рядом взвод поднимается в атаку. Окликнет в ужасе прохожий: «Кто бишь там есть?!»— ан нет никого. Отзывается лишь тишина леса. А лес тут и вправду мертвый, ни птица не пролетит, ни зверь не проскочит. Не слышно даже привычной возни белки в лесной кроне, ни стука дятла, только зловещее карканье ворон отзывается хором. И ещё страшнее становится прохожему и, вытаращив глаза, бросив корзину, бежит он, сам не зная куда, все больше увязая в коварных болотных топях.

Те, кому «посчастливилось» столкнуться с подобными хрономиражами, будто, уж терял навсегда рассудок. Ни дай бог живому человеку пересечься с тонким миром мертвых!

Побаивалась мертвецов и бабка. Суеверной старушка ещё с детства была. Многие её сверстники ещё в детстве подорвались на минах. Слышала Марья душераздирающие рассказы, как от напоровшегося на случайную мину пацана лишь осьмушка скальпеля осталась, с кудряшками, да и мать грозилась: «Смотри, дочка, не ходи в лес, а то мертвые с собой заберут».

Да только делать нечего, колхоз разорился, а другой работы в поселке не было, а на нищенскую пенсию, что выделило ей государство, не то что с внуками, а одной не проживешь... А так хоть клюкву заготовителю-фину сдать — все копейка ребятам живая.

А повелось проклятие того села с самого основания Петром I северной столицы. Строящийся ударными темпами город требовал все больше продовольствия, в том числе и мяса, вот и сгоняли со всех волостей России скот на столичные бойни.

Перевалочным пунктом-то то и стала деревня Бор. Скот доставляли по Волхову, а в Бору его собирали в общее стадо и гнали в Петербург, отчего уже в 1788 году деревня  приобрела свое настоящее название — Мясной-Боръ.

Уже позже, в XIX веке, в годы морового поветрия в Поволжье случались эпидемии ящура. Хитрые Нижегородские купцы - скоторговцы, под видом обязательного карантинного уничтожения, все ж ухитрялись подсунуть больную скотину на гуртовых ярмарках. Неудивительно, что вскоре в Мясном бору возникла необходимость в скотомогильниках. Тогда ещё трупы животных не сжигали, ибо керосин стоил слишком дорого, а шин знамом не знали, а валили прямиком в ближайшее болото. Кислая торфяная среда надежно консервировала разлагавшиеся трупы животных, впрочем, нисколько не избавляя от опасности эпидемий на ближайшую пару тысяч лет. Ибо вирус ящура слишком живуч, даже в кислой, болотной среде бактерии не уничтожались, а лишь замирали — до времени.

Так и появлялись тут и там предупреждающие таблички: « Скотомогильник. Проход запрещен!». Местные жители побаивались этих мест и старались туда не ходить. Со временем деревянные таблички сгнили, да и страх людской поубавился. И в самом деле, после революции, когда скинул народ с себя всякие церковные предрассудки да суеверия, ударными темпами надо было строить новую жизнь. Так что активно вырубались бывшие помещечьи леса, добывался торф, и уж мало кто обращал внимания на тяжелое наследие Империализма в виде тут и там раскиданных в лесу зловещих коровьих останков.

Сея «идиллия» продолжалась аж до начала 50-х. Сразу же после войны, дабы предотвратить поиски- происки черных копателей - «вольных копарей», уже тогда весьма активно промышлявших трофеями Великой Отечественной войны в лесах и болотах Новгородчины в поисках офицерских кортиков, да кольтов - вессернов, было решено оградить бывший Мясноборский скотомогильник обширной железо-бетонной изгородью с колючей проволокой. У нас говорят: «За такими глухими заборами живут либо слишком хорошо, либо слишком плохо». Вот и ходил слух среди местных, что де строят там, то ли тюремную шаражку, куда со всего союза будут сгоняться осужденные ученые для разработки каких-то сверх-секретных проектов, то ли тайный правительственный санаторий для ветеранов. Так или иначе, но факт остается налицо: когда люди после войны ещё в землянках жили, грузовики возами свозили кирпич, цемент, да дерево за глухую ограду...

В Ленинграде все ещё вовсю свирепствовало «дело Врачей», так что желающих интересоваться что да к чему не нашлось. Вскоре со смертью Сталина стройка и вовсе заглохла. Объект был заморожен, лишь на поржавевших воротах секретного объекта огромными красными буквами значилась все та же предупреждающая табличка: «Скотомогильник. Проезд и проход запрещен».

В пред перестроичные годы поселок опустел: разъехалась по городам молодежь, а старички, оставшиеся умирать в деревни, уходили один за другим. Вскоре в Мясном боре осталось лишь несколько жилых дворов, в том числе и бабки Марьи.

Наступили лихие 90-е. Черные копари, уж никем не контролируемые, прудом повалили в Мясной бор. Благо, хоть и дикое место, да расположено удобно - прямо на железной дороге между Петербургом и Москвой.

Занимали покинутые избенки «под дачи», вооружившись саперными лопатками и болотными сапогами, врывались со своим уставом в непроходимые топи...