Эпизод 2. Карлик — циклоп

Клюква! Клюква! Клюква! Бескрайние болота клюквы! Ты точно напал на золотую жилу! Кругом ягодные россыпи рубиновых ягод! В эти благостные часы сбора ты забываешь обо всем: об усталости, холоде, о промокшей одежде, навязчиво тяжелом запахе болотного багульника, от которого мутит голова и тянет в сон. Хочется брать, брать и только брать! И ты берешь, часами не разгибая спины, только с упоением наблюдая, с какой незаметной быстротой наполняется большое семи литровое ведро, и от радости собственного добывания сего доступного «блага» этот бесконечный и однообразный процесс, почти не требующий суетливых умственных вложений, приводит тебя в упоение и какой-то первобытно-детский восторг.

А тут скупое северное солнце показалось из-за туч. И ягода, высыпала из моховых кочек вся, как одна!

Больше всего на свете бабка Марья жалела о том, что не захватила тележку! Из-за больной спины не понять ей больше одной корзины, а корзинка уж полна то полнёханька. То и гляди пересыплет через край.

Как не жалко было возвращаться из щедрого леса, а все ж домой собираться надо. Успеть бы до темноты хвороста ещё собрать, да печь растопить, чтобы поужинать.

Вот разогнулась, кряхтя, бабка Марья. Приложив сухую старческую руку ко лбу, взглянула ласково на заходящее солнышко. И уж собиралась покинуть болото, как вдруг видит, неподалеку пень-не пень, а какая-то кочка странная, будто зашевелилась...

Пригляделась бабка Марья и видит — то не кочка совсем, и не пень, а сидит на корточках ребенок, мальчик маленький, но в длинном, взрослом болотном «жупане». Рядом стоит маленькая корзинка. Мальчик — то в неё по ягодке кладет аккуратно. И никого из взрослых рядом. Откуда же тогда взялся ребенок? Не потерялся ли разом?

-Э-эээээээййййй, - покликала малого бабка.

А мальчик, словно не услышав, как ни в чем не бывало продолжал собирать ягоду.

Удивилась бабка. Подошла к мальчику поближе. Ребенок сразу ей каким-то странным показался: коренаст, с большой квадратной головой из которой ежом росли плотные, как щетина волосы, пельмене образные уши, торчавшие по бокам, придавали ей сходства с кухонной кастрюлей с ручками. Что-то не естественное, не детское, было в этом маленьком, плотном туловище почти без шеи, пухлых, коротких ручонках с обгрызанными грязными ногтями, сучащих в поисках спелых ягод. Было что-то неприятное в нем, что бабка не могла объяснить себе сразу, а, между тем, это «неприятное» ужасало и хотелось бежать прочь от этого ребенка.

Было видно, что ребенок так увлекся сбором, что от натуг полу-скорченного положения своего негибкого, толстенького тельца сопел, словно свинёныш, сосавший свиноматку. И бабка слышала это сопенье, время от времени переходившее в подобие хрюканья. От ребенка исходил неприятный запах немытого тела — совсем не детский, но как от давно не бывавшего в бане старика.

Однако, она уж подошла так близко, что отступить было невозможно, не спугнуть малыша, и, стараясь как можно более придать своему скрипучему, старушечьему голосу как можно больше приветливой ласки, бабка уже хотела, было, задать мальчику типичный вопрос:

«Ты что жеж тут делаешь, совсем один-то?»

Но как только она уж собралась это сказать, ребенок, вдруг, бросив собирать, привстал и обернулся в её сторону.

Она увидела ЭТО...

Точнее это было не лицо, а что-то жуткое и непонятное, что нельзя было назвать лицом. Ни глаз, ни носа, ни губ — ничего такого, привычного, что составляет подобие человеческого лица не было и в помине, вместо него — смуглая, коричневатая кожа, висящая складками. Посредине «лица», в самой большой складки кожи, образующей подобие века, зиял глаз, который внимательно смотрел на неё.

«Марсианин?! Нет, этого не может быть! Не может!» - твердил ей рассудок. Но маленький обитатель другой планеты стоял и смотрел на неё своим единственным глазом, словно внимательно изучая её.

-Бу! - вдруг ясно и отрывисто произнес маленький дырочко подобный рот, (которого бабка по началу не заметила).

Марья почувствовала, что все, в поплыло перед ней, а тело, закоченев, перестало слушаться. Она поняла, что не может дышать и падает. Через секунду ей было уже все равно — она потеряла сознание.

Очнулась она в своей избе. Страшная боль в грудине свидетельствовала о том, что только что она перенесла инфаркт. Было больно дышать. Малейшее движение вызывало страшную боль, так что она уже не могла встать, чтобы вызвать скорую из районного центра.

«Вот и все», - подумала бабка Марья. В силу возраста, она уже не боялась смерти, как нечто неизбежного, но боялась предсмертных мучений, что вот так, беспомощная, будет лежать и «заживо умирать», тут, одна, в нетопленной избе, всеми забытая и покинутая.

«Скорей бы», - было её единственным желанием. Но смерть никак не приходила...

Теперь, беспомощная, и парализованная болью, она могла только лежать и думать. Куча вопросов роилось в её голове. Как она попала сюда, ведь она не помнила, как вернулась с болот. Бабка обвела глазами комнату. В полутьме избы предметы словно расплывались, но она могла заметить, что её корзина, полная ягод стояла на столе. Кто принес её? Кто принес её саму?

Бабка Марья ещё помнила, как она чего-то очень сильно испугалась на болоте, ей стало плохо, и она упала лицом в мокрую кочку. Но чего она испугалась — она не упорно не помнила, как не пыталась вспомнить. Что-то словно изнутри стерло её память.

Через минуту послышались шаги, дверь отворилась, и на пороге показался деревенский фельдшер...