Не помня себя, с громким воплем наши товарищи бросились наутёк.

Навыки паркура порой проявляются как раз в самых неожиданный обстоятельствах страха, даже если кто не занимался оной «воровской гимнастикой», как ещё прозывают паркур в народе, ни единого раза в жизни.

Маринка, Алинка и Мишка бросились вниз, к лазу. Впрочем, Мишка опередил барышней, вырвав начавшую было пролезать визжащую Марину за ноги из спасительного лаза, оттолкнув за локоть в сторону, и с проворством спасающего собственную шкуру хорька сам бросившись в отверстие.

Ванька и Шилова, словно забыв о своем весе, а, может, осознавая долготы пролезания во отверстие в противостоянии естественной силы трении пуз, в едином порыве взмыли на бетонную стену, с первого раза сумев подтянуться на руках как заправские десантники, перекинули ноги. Впрочем, спрыгнуть удалось только Ваньке. Длинное платье, одно из тех балохоновидных одеяний не по размеру, оставшееся более въевшейся дурной привычкой, чем надобностью со времен удаления гигантской миомы, сыграла с бывшей тостушкой злую шутку. Подол юбки зацепился и неловко спрыгнув, ударившись о буртик стены, она сломала ногу. Страх — лучший наркоз. Так и вышло сначала, не почувствовав перелома, ни потерянного одеяния, так и оставшегося болтаться на колючей проволоке забора, Шилова вскочила на ноги и, прихрамывая, в одном белье бросилась вслед убегающим, орущим товарищам, уж малодушно спасавшим каждый сам себя. Они пробежали совсем немного, когда выбежали на какое-то поле, оказавшееся болотом.

Животный страх гнал наших «героев» только вперед, уж нисколько не обращая на шатающиеся под колышущую под ногами трясину. Лишь бы не в лес, где за каждым деревом могло подкарауливать чудовище. Впереди они, вдруг, увидели, как то, что они приняли за одинокий валун зашевелилось, и оказалось человеком. Это бы казалось спасением, если бы тот оказался случайным ягодником, пришедшим сюда за клюквой, они могли бы успокоить их, вернуть помутившийся страхом рассудок, они, по крайней мере, могли бы выспросить у него дорогу, но человек, обернувшийся из валуна, вдруг, оказался неестественным для человека, гигантского роста. Бесконечно длинные руки и ноги размахивали на бегу, когда он направился прямо на них, мыча что-то нечленораздельное, похожее на «не ходи!» или же «нееееееет». Здравый смысл ещё бы зацепился за мысль, что перед ними просто человек, человек на ходулях, но антураж происходящего начисто отвергал эту последнюю здравую мысль, за которую ещё цеплялся находящийся на грани помешательства мозг. Мысль о Слендермене пришла всем пятерым одновременно, хотя никто никогда не верил в него, считая его выдумкой. Но вот же, он перед ними, размахивая огромной длины руками движется прямо на них.

И когда выросший до неба гигант сделал несколько странных, привскачущих шагов, они могли разглядеть, что, в отличие от подлинного Слендермена, он не был безликим, у него имелось лицо, если можно было так назвать совершенно неподвижную маску — лицо не живого, но мертвеца, покойника. Впрочем, лицо это было красиво, словно отточенное антиком из камня мужское лицо древнего арийского бога, если не считать, что оно было совершенно мертво, и это самое закаменевшее в воплощении живой плоти ужасало, как с пост-мортема ужасает лицо с приоткрытыми глазами покойника. Одет гигант был в черный, спадающий до пят плащ с капюшоном, почти полностью скрывающем его необъятную голову. Длинные, густые, черные волосы, выбиваясь длинными прядями, спадали до плеч, придавая сходство с друидом или же чудским жрецом, кто знает. (Это первое что пришло на ум). Одно было ясно, что перед ними оживший мертвец, восставший из могилы, привидение, чудовище, монстр — зло, воплощенное в «ином», непознанном, что угодно, только не человек...

Резко остановившись, они рванули обратно с ещё большим воплем, когда из кустов, откуда ни возьмись, выбежал маленький ребенок. Он был похож на толстенького, раздутого младенца, и все было в нем, как в маленьком раскормленном мамкой двухлетнем бутузе, только что начавшем ходить, если не считать отсутствие на пухленьком личике малейшего следа носа и единственного глаза посреди лба.

-Бу, - сказало маленькое чудовище, и две слюнки брызнули из его пухленького дырочкообразного рта, совсем как у ребенка.

Если до того, наши приятели бежали вместе, то теперь бросились как попало, в рассыпную. Паника охватила всех. Каждый отчаянно спасал свою жизнь, потеряв всякую способность мыслить хоть капельки здраво, да и можно было мыслить в подобной ситуации.

Когда Шилова споткнулась о кочку, она уже поняла, что не сможет подняться, но, несмотря ни на что, преодолевая страшную боль в сломанной ноге, в последнем отчаянии продолжала ползти «бегом» от страшного великана, воплем взывая убегавшим товарищам о помощи. Но уже никто не слышал её. Через секунду она почувствовала, как чьи то сильные руки обхватили её и стали поднимать. В последнюю секунду она увидела это страшное лицо мертвеца, которое поплыло, задрожало в слезном выделении её глаз и, растворяясь, стало исчезать в темноте.

- Вот и все, это конец! - было её последней мыслью перед тем, как она окончательно не потеряла сознание, уже не заметив той микро доли секунды, как окончательно утратила себя.