Кладбище в лесу

 Артур не вернулся в тот  день. И на утро следующего. Когда пошли третьи сутки исчезновения товарища,  никакая версия о ночевке в местной гостинице уж не выдерживала проверки на правдивость.

 Они уже пережили и бурю, обрушившуюся ливнем, что вымочил всю палатку до основания, и нашествие буйно помешанных белок белок, отчаянно портящих их еду, и вредное, колючее ежиное семейство, почему то решившее обосноваться в палатке, и Маринину травму, когда, спускаясь к берегу за водой, она, поскользнувшись на взмокшей береговой глине, полетела кубарем вниз, в результате чего ей это стоило вывиха  носового хряща, который железной Ваниной волей, был водворен в исходное положение, несмотря на дикий вопль последней, и месячные Шиловой, сравнимые лишь с потопом, чуть не изгадившее все белье на смех Мишки, и отчаянную драку последней с Мишкой, когда, вцепившись в друг друга и кряхтя, они кубарем валялись в грязи, и примирение последних, правда не без воздействия физической силы Вани, который встряхнув дерущихся за шкирки, словно щенков, заставил просить прощение друг у друга, и последнее оставшееся утиное крылышко «из маминых запасов», которое Шилова великодушно даровала в общий бульон,   а Артура все не было, как не было. Когда прошло две недели, надеяться было уже не на что.

 Было ясно, что Артур либо кинул их, либо какие-то непреодолимые обстоятельства оказались непреодолимы.

 Только почти спустя две недели было решено, что если и в эту субботу  товарищ не вернется, будут выбираться без него.

 А тут ещё первые заморозки как назло ударили. В костер бросали все, что могло гореть. Вскоре в округе не осталось и хвороста, ничего, что мало-мальски могло гореть. До наступления сумерек решено было запастись дровами, тем более топор, удачно откопанный в загашнике Артура, имелся. Да и грибов с ягодами пособирать не мешало. Все припасы как кончились, а стучать зубами от голода и холода, посреди изобилия природных ресурсов – какой ж резон. Не даром говорят, август - Сытень – батюшка. Августовский денек – месяц зимний кормит.

 Уже не беспокоясь о машине (пусть хоть колеса снимают, какой толк-то с пустым баком!), отправились приятели в ближайший лесок.

 Поначалу трудно было договориться. Старались держаться вместе. Ваньку, как самого сильного, выбрали «за Сусанина». Он что боров через чащобы пробирается, хруст такой, что издалека слыхать. За протоптанной Жирдяем тропинкой легче идти.

 Поначалу лес только раздражение вызывал. Чащоба да и только. Ноги путались в ветках. Марина то и дело спотыкалась. Плакала, когда за неосторожным вожатым отогнутая еловая ветвь больно хлестала по лицу, отдавая болью в ещё незажившем носу, когда, оступившись, подворачивала ногу, когда запутывалась в переплетенных ветвях.

-Вы ведь нарочно?! Нарочно…

Но её никто не слушал. Маринины причитания только раздражали всех. Все шли вперед, только вперед. Ужасная мысль, что они могли отстать от группы, остаться одни в этом страшном лесу, терзала девиц, и уж само то, куда они идут, заблудились ли, словно перестало быть для них важным.

 Но вот показалось прогалина света. Наши товарищи направились туда. Выбравшись на пригорок, на холм, вздохнули с облегчением. Тут был ветерок, и легче дышалось.

 Местность разительно отличалась от низины, примыкавшей к реке. Кругом обнимал сухой бор, с белым мхом. Было много света и воздуха.

 Вот и первый гриб. Боровичок-мужичок закопался во мху. Первенец. Шилова проворным движением слизывает его ручным перочинным ножичком, пряча в корзинку. Вот и второй – братец. Пошло. Жарёнка обещает быть славной. Сегодня они не заснут голодными. Вот ещё и ещё…

 Вот это охота. Собирает только Шилова. Остальные с лишь с презрительной брезгливостью смотрят на неё, зато кушать будут все – это она знает наверняка. А , может, это зависть, кто знает.

 Вдруг Ваня останавливается. Садится на колени, рассматривает какой-то холмик.

-Нашел чего?

Ваня ничего не отвечает. Он продолжает разгребать. Вот из-под хлама ветоши и листьев показался хлипкий деревянный крест. Могила!

 Отпрянул. Все, словно протрезвели в мгновение ока, уставились на находку. Откуда тут, в лесу, могила. Вскоре натыкаются на другую. Хлипкий деревянный крестик утопает в буреломе. А там ещё одна – строго по рядности.

 Кладбище? Да, теперь ясно, что кладбище. Но могилки какие-то странные, маленькие, словно детские.

 Проходя мимо глаз натыкается на даты, где мох не успел сделать свое черное дело. Мозг автоматически считает даты между тире. Тире – прочерк- прочерк – жизнь. Большинство людских жизней – это прочерк. Ведь бесценная человеческая жизнь на поверку ничего не стоит.

 Так и есть, в большинстве разница не более десяти лет. Значит, дети. Но откуда здесь столько  детских захоронений! Тут, в лесу! В десятках километров от жилья!

 Сразу понятно, могилы старые. Самым новым захоронениям лет сорок, не меньше. Почти нигде нет фотографий, а только имена детей. Детские. Такие игрушечные и кажущиеся не настоящими. Машенька. Аллочка. Киримчик. Зуфика. Ильяс. Гуля, Алина…Нерусские имена врезаются в мозг, приводя в замешательство. Почему? Откуда эти восточные выверты? Что за ребус тут, в глубинке Новгородских земель?

 Как на всяком детском кладбище, кое - где заброшенные игрушки. Некоторые куклы вросли в мох и песок, торчат только безглазые кукольные головки, давно оплетенные корнями деревьев, отчего делается ещё более жутко.

 Шилова брезгливо стряхивает грибы наземь. Кто будет есть грибы с кладбища. А вы бы ели?

 Только теперь Миша замечает, что сосны стоят как-то странно – словно солдатики, по шеренге.

 Странный, страшный лес. Все идут в молчаливом безмолвии, отсчитывая ряды подсохшего сосняка, лелея только одну мысль, поскорее бы пройти это страшное место. И вдруг – свежая могила. На неё натыкаются, как на мину. Видимо в этом секторе хоронили относительно не давно. В общем то самая обыкновенная могила, если бы не надгробный овал. На нем какое-то ужасное, нечеловечески перекошенное лицо, которое невозможно передать словами.

-Что за хрень?! -потряхивая головой как от похмелье, отпрянул Миша.- Вы тоже видите это?

-Какая-то могила монстра! – заключает Шилова.

-Такое бывает с фотографиями, под воздействием внешних условий, - словно сама себе поясняет Алина, хотя сама не верит в то что только что сказала, а говорит так, для успокоения.

-Ребят, давайте, поскорее выбираться отсюда, - дрожащим голоском выразила общее желание Марина.

-Мне тут тоже не по себе, - подтвердила побелевшая Шилова. – Смотрите, кажется там свет - прогалина! Идем туда! Может, там дорога.

Они бросаются на свет. Почти бегут, стараясь не отстать друг от друга, не растеряться. И тут эта табличка.

Внимание!

Опасная зона!

Сибироязвенный скотомогильник!

Проход закрыт!

 Для убедительности на вершине пенька насажен череп неизвестного животного. Солнце и ветер до бела отполировали кости. Пустые глазницы уставились на лесных путников. Выглядит лесная «инсталляция» весьма жутко.

-Как вы думаете, что за зверь? – шепотом спрашивает Шилова.

 И правда, вид животного черепа весьма не понятен. Это не корова, не овца или свинья, что следовало бы из надписи о скотском поморе. Похож на череп хищника, скорее на собаку, но для собачьего слишком массивен, притом клыки, словно у хищной кошки. Лев? Тигр? Но откуда тут лев или тигр? Рысь, но для рыси весьма великоват.

-Медведь, - заключает Ваня.

-Сам ты медведь! – огрызается Шилова.

-Мда, на медведя мало похож. Череп слишком плоский, - замечает Миша. – Как у собаки.

-Какая нафиг собака, медведь!

-Глядите, а косточки совсем свежие. Будто только что насадили. Совсем мхом не позеленели.

-Зачем п-положили? – испуганно заикаясь, переспросила Марина.

-Кто-то явно хочет нас испугать.

-А вам не кажется, что за нами следят? – боязливо, захлопала глазами Марина.

-Кто?

-Не знаю.

-Да плевать! Мотаем отсюда! – с присущей ему храбростью заключил Мишка.

-Куда, смотрите, тут колючая проволока. Проход закрыт.

-Это тебе мешает, Шилова?

-Мне нет, а вот бациллы сибирской язвы – мешают.

-Говорят 80 лет могут пролежать в земле, и ничего.

-Какое 80, и за два века не выветрится…Поворачиваем назад?

-Ну уж нет, как себе хотите, на то кладбище я не вернусь, - испуганно запричитала Алина.

-Тогда куда, снова в лес? Так до вечера не выйдем, плутать будем.

-Тогда счастливо оставаться, народ, а я пошел.

-Стой, куда?!!

 Все побежали за Мишкой, опасаясь за его безрассудство. Но вот лес расступился, и действительно показалась тропинка. Вдоль неё тянулся глухой бетонный забор, обтянутый колючей проволокой.

-Приехали, - выдохнул Ваня.

-Мда, за таким забором живут либо слишком хорошо, либо слишком плохо.