Правительство Колумбии в Боготе  и президент  изо всех сил старалось не вмешиваться в происходящее на Карибском побережье, всячески закрывая на сложившуюся там обстановку глаза. Президент стремился дотянуть до конца срока правления, который подходил к концу, достаточно было сохранить хотя бы номинальную власть, ему не нужен был революционный взрыв, подобно тому, что случилось в Мексике, где народ свергнул проамериканское правительство и президента, упрятав президента и министров за решётку, провозгласив Республику.

    То, что в стране революционный процесс принял необратимый характер, президент осознал слишком поздно, мятежи с побережья перекинулись в центральные районы Колумбии, в сельской местности борьба крестьян с наркомафией развивалась по особо жестокому и кровавому сценарию, крестьяне восставали целыми деревнями.  Вооруженная мачете, толпа крестьян устраивала настоящие облавы на тех, кто каким- либо образом был причастен к наркомафии,  против тех, кто держал их в постоянном страхе и унижении. Громили поместья наркобаронов, всех, кто находили в доме, включая женщин и детей, выволакивали наружу и казнили, толпой  засекая мачете очередную жертву, пока тело человека не превращалось в бесформенную груду мяса перемешенного с остатками одежды. Наркомафия в свою очередь устраивала жестокие расправы с зачинщиками бунта, с особой жестокостью пытая и убивая их вместе с семьями.

   Но корень наркомафии - этого многовекового клейма зла, лежащем позором на колумбийцах и их стране, был всё равно подрублен крестьянским мачете.  Боясь расправы, больше никто из бывших «донов» не решался выращивать героиновый мак, у наркомафии больше не было пополняемого источника  сырья для производства героина: голова зелёной гидры - колумбийской наркомафии, веками терзавшая местное крестьянство,  была срублена. Через несколько лет наркомафия вынуждена была навсегда оставить зелёные просторы Колумбии. Мятежи достигали столицы, и президент таки вынужден был ввести войска в столицу, но не для усмирения мятежей, нет, это было лишь сделано, скорее,  для собственной охраны. До окончания президентского срока оставалось совсем немного, президент шёл на социальные уступки, пытаясь хоть как-то нормализовать ситуацию в стране и предотвратить гражданскую войну.

   Китайские суда, опасаясь расправы местного населения, вынуждены были бежать от берегов Колумбии, где проживала семья Марии, морская фауна, почти что уничтоженная китайскими судами, тоже, вопреки всему, упорно стремясь к жизни, стала потихоньку восстанавливаться, но былого пышного разнообразия богатства тропического побережья Карибского моря было уже не вернуть. Лангусты, не ходили больше вереницами по дну, словно слепцы, забавно сцепившись друг за друга передними клешнями. Не выскакивали из воды обалдевшие марлине, вытягиваемые рыбацкой леской, топорща верхние плавники паруса и отчаянно выпучивая глаза. Огромный тунец, казалось сделанный из стали, обходил эти берега стороной, не находя достаточно крупной рыбы, чтобы утолить свой ненасытный аппетит. Только мелкая несъедобная рыбёшка, напомнившая самую мелкую балтийскую кильку, заполнила собой вакантное пространство прибрежных Карибов. Эта несносная рыбёшка-криль, как прозвали её рыбаки,  питаясь бурно разросшимися одноклеточными водорослями, от которых прибрежная вода приобрела зеленоватый оттенок, процветала вовсю,  да бесполезные жгучие  медузы, охотившиеся на рыбную мелочь, кишели возле огромных её косяков.

    Чтобы получить хоть какой- то улов отцу приходилось уходить далеко в море и ловить рыбу на плавающую приманку, напоминающую небольшой плот, во круг которого всегда собиралась любопытная более или менее съедобная рыбёшка, но всё равно этого улова хватало, только чтобы прокормиться семьёй, о заработке и думать было нечего.

    Многолетняя депрессия от безысходной нищеты и алкоголизм  уже надломили его здоровье, и,  хотя он больше уже не пил, с каждым днём отец чувствовал себя всё хуже и хуже, но старался скрывать это от семьи.  Каждое утро он  вновь выходил на рыбалку, всячески избегая оставаться с семьей в разоренном бедностью и безденежьем доме, чтобы не видеть отчаяния детей и жены. Рыбалка была для него единственным предлогом, единственным его ежедневным занятием, в процессе которого ему удавалось немного отвлечься  от суровой реальности безработицы  - работы на побережье всё равно не было, а сиденьем дома ничего не добьешься. Жена ничего не могла возразить против,  и каждое утро молча собирала мужа на опасный  промысел в открытом море, терзаясь предчувствием, что она видит его последний раз.

   Однажды неожиданно разыгрался тропический шторм и отец действительно не вернулся, должно быть, лодка его перевернулась и затонула, но этого никто не видел. Вскоре после этого, не выдержав горе, умерла мать. Дети остались одни. Семнадцатилетний брат Луиз и пятнадцатилетняя Мария.

   У брата никого не было кроме сестры, а сестры кроме брата.  Они могли рассчитывать  только на себя. Они понимали, что на родине в Колумбии, у них никогда не будет перспектив получить образование, следовательно, шансов устроиться на работу и достойно  зарабатывать себе на жизнь. Оставаться на родине - значило бы обречь себя на постепенное  умирание в нищете, из которой просто нет возможности выбраться. И, как и тысячи молодых сверстников,   они решились навсегда покинуть родину, чтобы искать счастья в США - стране возможностей и перспектив, в стране правящего мирового капитала,. которая для многих Колумбийских эмигрантов, увы, оказались лишь пустой иллюзией – далекой и несбывшейся американской мечтой.

   Для оцепления побережья в районе катастрофы панамского судна полицейских согнали  со всего восточного побережья Флориды, чтобы не допустить проникновения эмигрантов на территорию США. Полицейские стояли плотной цепочкой на расстоянии десяти метров друг от друга, так что проскочить незамеченным сквозь такое оцепление практически не было возможности. Судно стремительно разворачивалось, и, вдруг, со скрежещущим грохотом налетело на мель, в трюме образовалась огромная пробоина и судно начало тонуть, резко накренившись на правый борт.

    Эта была катастрофа. Люди в панике прыгали с правого борта, в надежде достигнуть берега. Кто был посильнее, смог всплыть и продолжить плыть к берегу, но многие из них так и не смогли всплыть, оказавшись затянутыми бурлящими потоками воды под тонущее судно.

    Полицейским нарядам,  ничего не оставалось делать, как только наблюдать за тонувшими людьми.

   Крики утопавших, плач, вопли женщин наполнили побережье. Некоторые полицейские не выдерживали, и сами бросались спасать тонущих женщин и детей, но тут же тонули в копошащейся массе людей, отчаянно цеплявшихся друг за друга в бушующих волнах океана.

Тем несчастным, кому удалось выбраться на берег, тут же подбирали полицейские и передавали в службу красного креста для оказания первой помощи. Во избежание переохлаждения от долгого нахождения в воде, пострадавшим выдавали прямо на берегу  тёплые одеяла и горячую еду. Выживших сажали в автобусы, с тем, чтобы в дальнейшем депортировать несчастных обратно на их родину. Утонувших складывали неподалёку на песке…один на один… словно мороженные говяжьи туши на мясокомбинате…

   Утопленников волны сами прибивали к берегу. Их безжизненные трупы беспомощно перекатывались в кипящем прибое, и подоспевший полицейский, убирал труп со своего участка прибоя,  заходя  в воду, и, специальным крючковатым гарпуном вытягивая его из воды на берег. Страшное зрелище гибели людей было повсюду.

   Закон «мокрых ног»* уже не действовал, потому что из-за ливня, падающего сплошной стеной,  все  люди были вымокшими до нитки. Но всё равно,  бежать сквозь полицейское оцепление смогли лишь немногие «везунчики».

   К утру шторм стих, и  наступивший рассвет открывал полную картину трагедии, происходившей ночью. Недалеко от берега, лежала разломанная на две части «Пангея», обнажая из воды только свой  выпуклый левый борт, да носовую часть. Стало ясно - выживших на корабле больше не могло быть. 

   Вскоре плотное полицейское оцепление было снято, и, вымотавшийся от ночного дежурства  на побережье в ту страшную ночь, Энтони  Барио смог наконец -то ехать домой, но он не торопился покидать побережье, намереваясь немного побыть на пляже, чтобы, наконец, остаться наедине с собой и своими мыслями. Его ещё трясло от увиденного ужаса человеческой смерти.

    Тропические  бури, так же   внезапно налетают   на побережье Флориды, как и прекращаются. Вскоре из-за туч  показалось утреннее  солнце, окрасив небо в розоватый цвет,  но на море продолжалась постштормовая болтанка, и беспорядочные беспокойные волны переливались яркими бликами в ярких его лучах. Как напоминание о недавнем шторме, всё еще  непрерывно дул  назойливый свежий бриз, от которого ломило в висках. Энтони шёл по побережью, автоматически вглядываясь в океанскую даль, пока глаза не начинали болеть от сияния переливающейся воды, тогда он на минуту отводил взгляд от горизонта и устремлял его на песок, по которому шел, постоянно прокручивая в голове последние события. Голова болела от бессонной ночи, мысли путались и перекрывали одна другую. Он опустился на песок, чтобы немного отдохнуть, и снова взглянул в сторону морского горизонта, где  море почти сливалось с цветом неба, образуя единое сверкающее бирюзовое полотно, от которого было больно глазам. Он снова хотел было опустить глаза, как вдруг он заметил на горизонте какой-то оранжевый предмет, который вскакивал и тут же исчезал в волнах. Должно быть, это рыбацкий буёк, сорванный со шхуны штормом, который  теперь беспорядочно и беспомощно метался в морской болтанке.

    Энтони инстинктивно стал наблюдать за этой точкой, как за единственным различимым предметом на сливающемся бледно-голубом фоне моря и неба. Но что это? Энтони увидел, что этот буёк плывет по прямой линии в направлении  берега, преодолевая сопротивление кипящих волн пост штормовой болтанки. Энтони вскочил на ноги. Это был пловец, точнее пловчиха (спустя несколько секунд Энтони смог  таки различить, что это была всё-таки женщина).

   С «Пангеи»?  Но как? Как она могла оказаться здесь, в пяти километрах от места крушения, да и прошло уже двенадцать часов. Не могла же она провести двенадцать часов подряд в воде в условиях шести бального тропического шторма. Нет, выжить, оставаясь на поверхности бушующего океана практически невозможно. Может,  ещё одно судно потерпело кораблекрушение, какая-нибудь рыбацкая шхуна или туристическая яхта, попавшая в шторм, но и эта версия была маловероятна -  штормовое предупреждение о надвигающемся тропическом урагане  дали еще за четыре дня.  Энтони быстро оглядел окрестности акватории, но ничего подобного обломкам или другого затонувшего судна он не заметил. Значит действительно с «Пангеи».

  До берега оставалось не более двести метров, совершенно выбившись из сил, Мария больше не могла плыть дальше, онемевшие руки и ноги, казалось, окаменели, стали тяжелыми и теперь тянут её на дно, только спасательный жилет держал её голову над поверхностью воды и не позволял ей утонуть. Океан сам выносил её на берег.  Мария старалась теперь только продержаться на поверхности и  не потерять сознание, чтобы не захлебнуться.  Она уже могла ясно различить спасительный берег, и это ободряло её, заставляя цепляться за жизнь. Мария больше не чувствовала ни своих рук, ни ног, они, казалось, двигались автоматически, независимо от неё, продолжая грести в такт набегающим волнам. Вскоре она поняла, что с каждым новым взмахом рук, они всё меньше и меньше перестают её слушаться, что с каждой новой волной накатывающейся на неё ей всё труднее и труднее удержаться на поверхности и делать спасительный вдох. Вдруг, она с ужасом ощутила, что руки окончательно перестали грести, и нахлынувшая волна опрокинула её лицом в воду, Мария захлебнулась. Она теряла сознание. Неужели это всё? Как глупо. Она тонула, что-то непреодолимое тянуло её куда-то. Неужели она умерла, но нет, она ещё может думать – значит, это не конец, кто-то схватил её за волосы и  тянул её в определенном направлении! Только кто это и куда? На дно или на поверхность воды -этого она уже не понимала, потому как в воде потеряла всякое ощущение пространства и направления, вода ослепила и оглушила её, так что теперь она могла слышать лишь бульканье и шипение пузырьков воды.

   Энтони схватил тонущую девушку за волосы, потому как знал - если тонущая ухватиться за его руки - они утопят друг друга, и, перевернув её навзничь, так, чтобы голова оставалась на поверхности волн, поплыл с ней к берегу. Энтони Барио не был классным пловцом, потому как вырос на ферме, вдалеке от побережья, но плавать он умел, и был способен хорошо держаться на воде. Когда они достигли берега, Мария уже была без сознания, действовать нужно было немедленно. Энтони схватил девушку за талию и, подставив колено под живот, опрокинул её лицом вниз, чтобы вода, попавшая в лёгкие, могла вытечь через рот. Спустя несколько секунд  судороги пробежали по телу девушки, она закашлялась, её рвало водой - Энтони понял - она жива.

   Они сидели, прижавшись друг к другу, всклокоченные и мокрые. Вид необычной парочки привлёк внимание полицейского, который подошёл к ним, чтобы проверить документы.

-Что вы здесь делаете?!  Почему на вас мокрая одежда?! –закричал на них полицейский.  

-Не волнуйтесь, сэр, - это моя девушка, - стараясь быть как можно более непринужденным, произнёс Энтони. – Мы просто решили немного отдохнуть здесь. Мы только купались, загорали на солнышке, я не делал с ней ничего другого, кроме того, что может делать парень со своей девушкой на пляже, то есть трахал её прямо в море. Это что-то вроде вечеринки, после шторма…

-Странная же у вас привычка проводить свои вечеринки в шторм, – недовольно рыкнул полицейский, косясь на измученную девушку в спасательном жилете.

-Да, просто у нас такая странная привычка купаться в самую бурю, - невозмутимо ответил Энтони. - Это здорово заводит.  Мы так встречаем каждую бурю, наслаждаясь друг другом. Вы не замечали, сэр, как возбуждает бушующее море? Попробуйте проделать то же со своей подружкой, и вы получите незабываемые впечатление.

-Так за этим на вашей девке болтается спасательный жилет? – въедчиво спросил полицейский.

-А вы пробовали бы сами трахнуть свою подружку без спасательного жилета, да ещё в такую волну?! –Чтобы имитировать подвыпившего гуляку, Тони говорил нарочито развязно и вызывающе. Под воздействием пережитых событий, он хотел, чтобы полицейский, принял их за запоздалую парочку, эксцентричных Хиппи, поклоняющихся культу шторма, коих часто можно застать на побережье Флориды после буйно проведённой ночи. Энтони понимал, что эффект от его слов непредсказуем. Вариантов было два - их могли либо просто арестовать за оскорбление полиции, и тогда он погиб, либо полицейский, как и он, измотанный дежурством, предпочтёт не связываться с придурками и заставит убраться с пляжа. Он осознал это только после того, как выдал всю эту грязную тираду «насчёт спасительного жилета» прямо в лицо полицейского, но теперь менять что-либо было слишком поздно - сказанного назад не вернёшь, но на удивление столь наглый  прием… сработал.

-Пошел вон, отсюда, ублюдок! Ещё раз увижу вас на пляже – арестую! – заорал на них полицейский. Энтони не стал себя больше «упрашивать», он схватил едва опомнившуюся от рекордного заплыва незнакомку за руку и поспешил удалиться.