Изготовление посмертной куклы из живой девочки  домашних условиях.

 Теперь Наташа не боялась  бабушки...Ей рассказали все, насколько мог принять это её детский здравый рассудок. И Наташа теперь понимала одно, что бабушка желает ей только добра, хочет спасти её от каких-то страшных людей, и надо было только стерпеть все, что скажет бабушка, даже если то покажется ей, Наташе, странным, она не должна ничему удивляться или бояться, а только, подчинившись бабушке, всецело довериться ей. 
 Нужно было действовать без промедления. Времени оставалось все меньше...
И вот доска, похожая на пыточные колодки, в которых заковывали средневековых преступников хитроумно установлена меж двух стульев. Между стульями, на детском стульчике восседала накрытая по плечам клеенкой Наташа. Её голова и ладони были всунуты в отверстия доски, так что девочка едва ли могла сделать хотя бы одно активное телодвижение.
 Бабушка какими-то хитроумными ножницами аккуратно срезала волосы Наташи, тут же связывая в пучки для шиньона, и раскладывая по номерам загадочной расчерченной на бумаге «мандалы», смутно напоминающей проект чертежа человеческой головы сверху.
 Было похоже чуть, как в том страшном сне, когда бабушка  одевала на неё  перышки...И даже так же щекотало на голове от проворных, как мыши, сухих пальцев бабушки. Девочка не кричала и не плакала, а только тихонько всхлипывала, чувствуя, как по оголенному от волос затылку непривычно прикасается холодное дуновение сквозняка от ветхих рам. Две маленькие слезинки проявились на её щечках. Но бабушка, сурово погрозив пальцем, сказала «сиди смирно», и она сидела, боясь пошевелиться, делая все, как приказывает бабушка.
 Когда все было завершено, детская голова Наташи стала походить на футбольный мячик, бабушка принялась мазать голову Наташи каким-то отвратительным жиром. Когда бабушка принялась намазывать ей и лицо скользкой, дурно пахнущей субстанцией, Наташе стало противно, и она закричала:
-Какая гадость. Прекрати!
-Потерпи! - все тем же не терпящим возражения, невозмутимым тоном отвечала бабушка. То же она проделала и с кистями Наташи, смазав их жиром, стараясь не пропустить не единого миллиметра лоскутка детской кожи.
 Затем сделалось ещё чуднее. Бабушка скрутила из бумаги два  валика, наподобие сигар, только длинных-предлинных, и вставила это все в ноздри Наташи. Бедной девочке хотелось чихнуть, выдунуть трубочки из носа, но бабушка погрозила ей пальцем.
-Не смей!
 Наташе виделось, что бабушка нарочно издевается над ней, чтобы уморить её заживо, но это были ещё только «цветочки». Она глубоко вздыхала, выражая свое страдание, но бабушка, словно увлекшись своим действом, ничего и слушать не хотела, знай твердила свое:
-Сиди смирно! Не шевелись!
 И когда бабушка состригала ей волосы Наташа краем глаза видела, как мать все это время мешала в тазу какую-то массу, похожую не то на тесто, не то на белую глину.
 И вот, когда мерзкая субстанция топленного свиного сала уж целиком покрывала ей голову, и в нос были вставлены эти отвратительные бумажные трубки, Наташа увидела, как мать подошла к ней с тазом, и бабушка торжественно и грозно произнесла.
-Теперь закрой глаза.
Наташа закрыла, вернее зажмурила, изо всех сил, точь-в-точь, как детки, которые играют в жмурки. Она думала, что сделала все так, как велела бабушка, бабушка похвалит её, но бабушка лишь с строгой раздраженностью огрызнулась.
-Расслабь лицо!
-Как?
-Будто спишь!
Наташа так и сделала. Притворилась, что спит, но неприемлемая глумливая улыбка витала на её лице. Кажется, она ещё воспринимала все, как игру, как и всякий неразумный ребенок, которым бывает очень трудно управлять.
-Ну и что? Я же сказала, словно спишь...Это же так просто!
-Я устала, - ныла Наташа, выкручиваясь на табуретке. - Пить хочу...
-На, попей...
Бабушка поднесла ей стакан чаю. От чая странно пахло странно: маминой пудреницей, мятными вениками мелиссы, что собирала бабушка в деревне, и ещё чем-то похожим на горький, жженый сахар от леденцов, отчего дурманило, и члены Наташи расслабляясь, застывали, отчего уж совсем не хотелось двигаться.  Глаза закрывались сами собой. Наташа не заснула, а пребывала в оцепенении, из которого уже ей было не вырваться...
 Сквозь полудрему она могла только наблюдать, как бабушка, залепив рот и глаза пластырем, принялась облеплять ей голову вязкой глиной,  и глаза и уши. Наташа чувствовала себя заживо похороненной в странном и жутком саркофаге из гипса, и только теплая рука бабушки, обнадеживающе положив свою теплую, сухую ладонь на её колено, утешала её, пока гипсовая форма высыхала на детской головке.
-Потерпи, миленькая...уж немного осталось,- слышала Наташа, и голос бабушки, тихий и добрый, ободрял её...
 Когда форма немного подсохла на Наташиной голове, бабушка сырной струной осторожно разделила  вязкий гипс её на две половинки, освободив Наташину голову, словно заветное ядрышко из безобразной скорлупки ореха. Колодки были сняты. Трубки вынуты...Наташа, посиневшая от напряжения под коконом гипсовой глины, теперь могла полной грудью вздохнуть с облегчением, словно новорожденная, только что покинувшая душную утробу матери.
 Наташе не терпелось поскорее смыть с себя эту гадость, она побежала в душ, но кран ответил ей хрипением — это отключили горячую воду. Пришлось нагревать ванну здоровенным нагревателем, но тут случилось совсем непредвиденное — отключили и свет. Стало совсем холодно и неуютно. От отчаяния хотелось плакать, и девочка плакала..
 Наташа все ж кое-как вымывшись полу-холодной  водой, судорожно растирая  свое хрупкое тельце мочалкой, в чем ей помогала мать. Наташа все же смыла с себя скользкую гадость. Чтобы хоть как-то согреть девочку после ледяного купания, бабушка сама растерла её большим полотенцем, и, взяв на руки, словно маленькую, уложила в постель, заботливо накрыв добрым рядом теплых шерстяных пледов...
  Наташа ещё долго стучала зубами от холода, когда словно в насмешку дали горячую воду. Бабушка хотела было позвать, но Наташа уже крепко спала. Вслед за дочерью в царство Морфея проследовала и мать. Она так и уснула подле Наташи, забыв обо всех горестях....
 Благоразумно решив не будить девочек, бабушка зажгла свечу и приступила к действу.
 Драгоценные гипсовые слепки уже обжигались в духовке, когда бабушка принялась растапливать свечной парафин в большой кастрюле. Это было похоже на варку студня...
 Огромная кастрюля, словно первобытный бог Молох, подогревалось крохотным огоньком самой маленькой конфорки. Нужно было терпеливо ждать несколько часов, когда парафин разойдется, но уловить тот единственный верный момент, когда парафин лишь разойдясь до жидкой массы, ещё не начал накаляться, или, хуже того, пригорать...
 И вот последняя свеча исчезала, растопилась в плоти подруг...Августа Илларионовна Крестовоздвиженская поняла — пора...
 Это был самый ответственный момент. Малейшая неаккуратность — и все будет испорчено, пойдет прахом.
 Растопленный парафин медленно наполнял склеенную форму. Время от времени, переведя дыхание, Августа Илларионовна делала паузу, когда ей казалось, что вязкая масса заполняет форму слишком быстро — опасалось пустот. И ужас наполнял её сердце, когда ей чудилось, что форма вот-вот не выдержит и лопнет...
 Но  правильно обожжённая гипсовая оболочка устояла. Хотя в некоторых местах парафин подтек, но этом можно было легко исправить при помощи бинтов.
 И вот оставалось последнее — вынуть драгоценную форму....Дрожащими от волнения руками Августа Илларионовна разрезала гипс, из которого показалась точная копия головы Наташи...
 Бабушка долго и любовно разглядывала свое творение: великолепно, то, что надо, даже крохотная родинка в уголке губ Наташи и та запечатлелась в достоверной точности. Осторожно шлифуя скульптурным ланцетом ещё видневшиеся швы и неровности, бабушка не могла насмотреться на свое творение.
 Затем надо было срочно переходить к волосам, пока парафин окончательно не окреп, но был уже достаточно застывшим...Это было самое сложное...
 Забирая, крохотными пучками, бабушка специальной шиньонной иглой вшивала крохотными пучочками отрезанные волосы Наташи в том же порядке, в котором они росли на голове внучки. Эта кропотливая работа требовала много времени, но бабушка справилась с ней с честью. Правда с ресницами и бровями пришлось поработать отдельно: тут требовался особый волос жесткий и прочный, как хвост кобылы. Бабушка решила этот вопрос совсем оригинально. Старуха выстригла на своем старческом лобке волосы и, старательно распрямив их и окунув в черную краску для волос, затем нарезала волоски по длине ресниц и бровей, стала вшивать, но уже не пучками, а по одному волоску. Корпускулами креплений волосяных луковиц: корешок к корешку...
 За работой прошел один день — бабушка и не заметила. Прошли и другие сутки. Она работала, не отрываясь, орудуя крохотной иголочкой,  пудренной щеточкой, и  таинственными, крохотными,  похожими на хирургические приспособлениями, позволяющими из обыкновенного свечного парафина и грубого актерского грима, создать настоящий эффект человеческой кожи — мертвой кожи...покойницы...
 Мать тоже не теряла времени: отпоров от большого плюшевого медвежонка Наташи голову и конечности, она теперь старательно набивала его поролоном и старыми Наташиними платьями, старательно разрезанными на лоскуты, при помощи обвязывания капроновыми чулками, придавая нужную форму — это должно было символизировать застывшее туловище покойной... «Ноги» Наташи она сделала тоже из поролона и свернутых тряпочек, хитроумно набив ими белые колготки дочери, так что можно было надеть туфельки...
 Кукла должна была походить на настоящую девочку...только мертвую.
 И все же, как не старалась Августа Илларионовна — ей все же удалось подпортить работу...Не оценив коварность маленьких форм, она так же залила парафин в отпечатки Наташиных кистей, но когда стала вынимать их, с ужасом обнаружила, что пальцы безвозвратно слиплись и разлепить их уже не было никакой возможности, а времени на исправление уже не было...
 В тот же день полицейские сводки Ленинского района города Горького зафиксировали необыкновенное  происшествие: в магазине одежды был ограблен — манекен...Точнее  сам манекен был, как ему полагается, в магазине, но у последнего в неизвестном направлении исчезли обе руки...
 И только сама «потерпевшая» - маленькая Венера в школьной форме, словно растерявшись, взирала на милиционеров с своей витрины...