Лучше родиться свиньей Ирода, нежеле его сыном.

Император Август

Заклинательница

Отчаянный стук разбудил посреди ночи.

-Ирада, Ирада, отвори, моя царица!

-Кто там?! Кто это, Арета?! - вскочив спросонья, молодая, прекрасная женщина, словно затравленный зверек забилась в угол, сжимая кинжал в руках. - Скажи, скажи им, Арета, если хоть кто-то из прислужников Иродовых посмеет пересечь чертог моих покоев, я тот час же перережу себе горло этим кинжалом. Я скорее предпочту умереть, чем снова разделить брачное ложе с его наследником, этим плебейским выродком от рабыни и погонщика верблюдов!

Юная царица не шутила. Она прижала кинжал к горлу так плотно, что кровь тихой струйкой заструилась по лезвию.

Побледневшая служанка проворно взяла зеркальце и подошла к большому валуну, служившему дверьми в потайные покои. Был тут хитроумный механизм, позволяющий даже слабой женщине изнутри без труда отвернуть многотонный камень, державшийся всего в двух вращавшихся креплениях, но снаружи это было невозможно сделать, так что снаружи потайные покои юной царицы Иродиады представляли собой неприступную крепость, способную выдержать любую осаду, до тех пор, пока покои не превратились бы в голодную темницу пыток для самих обитателей. Был тут и специальный «глаз», позволяющий безопасно видеть, что происходит снаружи, у входа, стоило только поднести зеркальце, и в нем отражался посетитель, стоявший снаружи.

Руки служанки тоже дрожали. В дрожащем зеркальце отобразилась ужасная старуха, которая в глазок двери казалось ещё безобразнее из-за вытянувшего в механизме линз носа на исхудалом как череп беззубом лице.

-Это Саломея, моя госпожа!

-Открой, - выдохнув, Иродиада опустила кинжал.

-Не стоит доверять ей, моя госпожа! Это может быть опасно. Кто знает, не кроется ли здесь ловушки. От проклятой ведьмы можно ожидать чего угодно. Саломея не только колдунья, но славится своими придворными интригами.

-Открой, сейчас же! Саломея на нашей стороне! Если бы она хотела расправиться со мной, она сделала бы это давно, вернее не препятствовала брату ... в ту кровавую ночь... когда благороднейшая кровь потомков Цезаря и Клеопатры - величайшей из земных цариц, окропила эти камни, в ту бесконечно длинную ночь, когда тиран убил моих родителей, сына великого Цезаря Аристобула - Цезариона и мою мать Веронику, дочь самого императора Августа, тех, кому по роду своему на небесах и всем человеческим законам предначерталось вступить в Рим царями, но суждено лишь стать жертвенными тельцами, отданными на воспитание волку, тирану, не знающего ни к кому пощады за страхом власти за свой добытый нечестью и подлым вероломством кровавый трон на царственной крови. Ты знаешь это.

-Знаю, знаю, моя госпожа, но это слишком опасно.

-Если надо я призвала бы все темные силы мрачного царства Аида, чтобы отомстить тирану. О, небеса и боги, есть в вас ли справедливость, когда на троне, в порфир и золото облачен, сидит плебея сын, погонявший верблюдов, а прах злодейски убитых потомков Цезаря давно развеян над Сенаем ?! А если нет, так стоит жить вообще, лишь пламя мести за попранную царственную кровь моих родителей заставляет мое сердце биться! Открой, Арета! Открой ей, и знай, что нет лучшего мстителя, чем преданная женщина! Женщина, что своими руками возвела тирана на трон, но свергнутая им в пучину презрения и позора. Я знаю, Саломея, претерпевшая множество измен к другим наложницам, служившим лишь любострастию похотливого царя, никогда не простит ему подлинной любви к Мариамне! Путь же решиться же моя судьба, как повелит предсказание строй ведьмы! А если это ловушка, то пусть решают боги, коль наказание приготовили за непокорность мне.

Камень отперт. Страшная старуха в черном хитоне, босая, оглядываясь, едва проскользнула в узкое отверстие, когда тяжелый камень тут же захлопнулся за ней.

-Ты все принесла для обряда, Саломея? - дрожащим и таинственным голосом спросила Иродиада.

-Да, моя царица Клеопатра! Сегодня змеевидная богиня Исида, божественная прародительница фараонов, определит тебе твою судьбу.

Старуха достала из-под черной, широкой накидки круглую корзинру. Затем, задвинув занавеси, она повелела служанке разжечь несколько свечей из черного воска, образовав из них нечто подобное большого шестиугольника. Затем старуха разделась до гола, лишь сбросив свой хитон на землю. Обнажив во всем безобразии свое тощее, старческое тело, распустив длинные, но жидкие, поседевшие волосы, она открыла одну из корзин. Иродиада увидела, как из корзины стала подниматься голова мерзкой кобры. Вонь от змеи, напоминающая разлагающийся мышиный помет, наполнила воздух. С ужасом отпрянула юная царица от сцены действа, не сводя глаз с безобразного, но завораживающего зрелища.

Старуха и кобра остались наедине. И началась ужасающая пляска человека и змеи. Старуха, припав к земле, покачиваясь в такт на руках, будто имитируя движение змеи, не отрываясь, уперлась в леденящие, гипнотизирующие глаза кобры. Змея, раздув капюшон для атаки, но словно зачарованная монотонными движениями старухи, её спускающихся вниз длинных локонов волос, которые, загадочно двигаясь словно отдельно от головы, мели по полу, покачивалась рядом всем туловищем, и как только змея, на секунду вырвавшись из поля зрения заклинательницы, шла в атаку и собиралась клюнуть, старуха, будто предугадывая движение кобры, с плавным проворством убирала руку или ногу, так что укус приходился в пустоту свисающих локонов седых волос. Наконец, рептилия успокоилась, покачивания змеиного капюшона прекратились, и тут произошло невероятное, старуха наклонилась над змеей и проворным движением поцеловала её в голову. Раз, ещё раз, третий. Змея, поддавшись какому-то колдовству, казалось, уже не реагировала на то, что заклинательница делала с ней, и вот уж ловким движением старуха схватила кобру позади головы, крепко обхватив её пальцами, так что змея уже не могла ужалить её, но лишь, яростно сопротивляясь, обвить серым, мускулистым телом руку заклинательницы, шипеть, раздуваясь как пышащий огнем Молох. Разинув змее пасть лишь при помощи надавливания двух пальцев, старуха выдавила два страшных клыка, и в следующую секунду вонзила их в тело змеи. Отравленная собственным ядом, змея уже не могла сопротивляться, а повисла безжизненной веревкой, отпустив тощую руку старухи. Лишь последние предсмертные судороги пробегали по её отвратительному змеиному телу. Но и это было ещё не все. Разрезав мягкое горло змеи острым ногтем потаенного перстня, выпустила черную, змеиную кровь, так что та заструилась по тощей, старческой руке, и не, давая упасть не единой капле варварского снадобья, направила капающую струйку себе в рот.

При виде этой картины Иродиада почувствовала, как её затошнило. Зажав рот ладонями, юная царица никак не могла оторвать глаз от странного и столь же отвратительного зрелища, единственно желая при том, чтобы это поскорее окончилось.

А старуха, отбросив уже мертвую змею, как не нужную веревку, уж корчилась на полу, будто имитируя движения умирающей рептилии. Это был транс. Транс, что предсказывает будущее, вызывая бестелесных духов пустынь, что шепчут неслышными голосами.

-Что?! Что ты там видишь, Саломея?! - не выдержав в женском любопытстве, спросила Иродиада. Но заклинательница будто оглохла, и не слышала её, а продолжала свою страшную змеиную пляску, имитируя судороги издыхающей змеи уже растянувшись на полу в каких-то неестественно-уродливых изгибах своего тощего тела.

Но вот, издав последнюю конвульсию, старуха растянулась и заглохла. Иродиада подумала, что старуха умерла, отравившись кровавым ядом отравленной собственным укусом змеи.

С омерзением оглядываясь на валявшеюся рядом мертвую змею (ещё опасаясь, что эти твари слишком живучи), она подошла к старухе. Краем глаза Иродиада заметила, что в отличие от змеи, старуха все ж ещё дышит. Ребра поднимались из-под тонкой, как пуга яйца желтоватой кожи ведьмы.

-Что? Что ты видела? Что говории Исида? - уже таинственным шепотом спросила Иродиада.

Старуха поднесла палец ко рту, и загадочно прошипела:

-Тсссссс, - как бы говоря этим жестом: «терпение, не мешай»:

Иродиада все поняла и, отойдя на некоторое расстояние, стала ждать хотя любопытство (ещё усиленное чувством не отошедшей брезгливости), присущее молодым женщинам все ещё раздирало её.

Старуха будто дернулась, открыла глаза и, глядя в пустоту бессмысленным, пустым взглядом полинявших глаз, не открывая губ, вдруг, завещала страшным, хриплым голосом, словно шедшим из нутра голосом.

-Сегодня же суждено тебе стать вдовой.

-И все это представление было лишь затем, чтобы сообщить мне эту потрясающую новость, - разочарованно выдохнула Иродиада. - Думаешь, мне сколько нибудь жалко моего ничтожного мужа, кому навязана я как дар. Ирадиада — дань Ироду, его рабыня, его наложница, его вещь. Такое имя дал мне тиран, напомнив свободнорожденной римлянке, внучке Клеопатры и Великого Цезаря, царице по роду своему, чтобы она всегда помнила о своем рабстве на её собственном законном троне, браком указав её место рядом с ничтожеством, что породили его чресла из чрева рабыни. О, лучше бы отец убил Архелая в детстве, как поступил со своими другими сыновьями Александром и Аристобулом, что в игре случайно обрушившим медного орла с римского штандарта над троном отца*, ведь вина этого предателя, пытавшегося отравить царя ради трона была тогда куда более очевидна, чем нечаянная детская шалость двух невинных отроков. Убив моего отца Ирод отнял мое настоящее имя, которое сгинуло навсегда в забытье моего беспечного младенчества. Что ж, я даже рада такой развязке: избавившись от этого постыдного плебейского отпрыска, навязанного мне в мужья по рождению, я наконец-то вырвусь из этой варварской страны и отправлюсь в Рим уже как свободная женщина, презрев своего мучителя, который более не будет властен надо мной.

-Как простая гражданка? - усмехнулась старуха. - Нет, моя госпожа, как дочери царя тебе положено не свобода, но большее — власть, власть царицы, данное по роду. И ты хорошо знаешь это. Ты не столько так страстно жаждешь возмездия моему брату, как убийце твоих родителей, как его власти в качестве царицы его царства, как законной царицы Рима, как единственной и законной наследнице Цезаря!

-Но разве в силе моей мне поменять мою судьбу. Я — царица по роду, но по существу своему всего лишь как все - слабая женщина, игрушка в руках жестокой судьбы, у которой отняли не только царство, но даже её настоящее имя. Разве вдове убитого наследника престола суждено стать царицей?

-В воле. Забыла, у Царя остались ещё два сына.

-Сына. Но они ещё младенцы! Какой в них прок мне?

-Разве это имеет какое-то значение, когда речь идет о престолонаследии. Ты выйдешь замуж за одного из них и обретешь трон в качестве регента мужа и станешь уже править единоправно в качестве царицы Иудеи, но в том лишь случае если станешь слушаться меня во всем беспрекословно.

Старуха обратила взор прямо в глаза Иродиады, окинув её пламенным и грозным взглядом, в котором горела решимость.

-Теперь или никогда! Решайся, моя царица! Промедление смерти подобно!

-Нет, не верь ей, госпожа! Это уловка! Она за Ирода. Она хочет скомпрометировать тебя, чтобы её брат подверг тебя казни!

-Молчи, молчи, пустая рабыня! Впрочем, ты уже ничего не скажешь,- злобно пробурчала она, и с тем, стремительно подскочив к мертвой змее, вдруг подняла её, и ловким движением двух корявых пальцев обнажив смертоносные клыки мертвой гадины, приложила к шеи служанки.

Служанка успела только прохрипеть и замертво свалилась на пол. Ещё некоторое время женщина корчилась в судорогах, схватившись за шею, потом затихла.

-Что ты наделала, Саломея! Она моя нянька, она была мне как мать.

-Мертвые лучшие хранители тайн. Сегодня решится судьба Иудейского трона, так стоит ли думать о какой-то служанке. Не беспокойся никто не заподозрит её убийства. Мертвая Исида аккуратно делает свое дело так, что все подумают, что это естественная смерть. Тело же уберут незаметно.

Не дав опомнится Иродиаде, костлявой рукой старуха схватила ее за руку и повела.

Заговорщицы шли потаенными коридорами дворца. Лишь тусклая свеча, которую старуха держала в руке освещал им путь. Казалось, что старуха за свою долгую жизнь изучила все коридоры дворца, весь лабиринт запутанных входов и выходов бездонных пещер Махерона. Нет сомнений, что она знала дорогу наизусть и могла бы идти в полной темноте, как при свете тысячи факелов. Сердце же юной царевны Иродиады бешено колотилось от непреодолимого ужаса смерти, навалившегося на неё. Одно утешало её, если бы сестра царя задумала убить её, она бы уже сделала это, так же легко и изощренно, как поступила со служанкой. Саломея не щадит никого, кто встал на её пути, если это не противоречит её интересам. Как знать, может, убив брата, она так же избавится от неё, Иродиады, как от ненужной свидетельницы. Ведь коварство Саломеи неизмеримо. Об этом юная царица боялась даже думать, всячески отгоняя эту мысль.

Они спустились в какой-то потайной двор. По сладковатому запаху навоза, Иродиада поняла, что где-то здесь содержались животные. Действительно, из загонов доносился рык аренных львов. Неужели же её хотят скормить животным. Так вот какую казнь придумал для неё царь. Это дикая мысль пронеслась в голове, едва она подумала о побежденных, окровавленных гладиаторах, которых на потеху публике Ирод скармливал своим львам, наслаждаясь зрелищем человеческой смерти. Ком тошноты подступил к горлу. Иродиада заупиралась:

-Нет-нет, я не пойду дальше. Убей меня здесь, если хочешь.

Старуха же почувствовала, как похолодела и покрылась потом рука царицы.

-Не бойся, моя Клеопатра! - ласково прошептала старуха. - Ничего не бойся.

Они прошли мимо клеток со львами, которые метались при виде ночных гостьей, угрожающе рыча. Иродиаде казалось, что звери вот-вот вырвутся и разорвут её в клочья. В темноте ей мерещилось, что их когтистые лапы просовываются сквозь прутья, чтобы достать хотя бы до кончика её хитона, и,зацепив, притянуть, впиться зубами и когтями в её нежную, хрупкую плоть. Иродида вся жалось в комочек не то от страха, не то ночного холода продиравшего её сквозь негодную легкую шелковую тунику, а страшная старуха, словно безмолвный проводник загробного Харона, продолжала вести в неизвестность.

Они прошли клетки со львами и углубились дальше — на скотный двор, где в специальных углублениях содержалось то, что предназначалось для корма хищникам и бесчисленных человеческих кухонь дворца.

Перед одним углублением она остановились. Иродиада заглянула туда. Там лежала огромная свиноматка, облепленная поросятами.

-То, что нужно, - ответила старуха.

Она приблизилась к свинье. Свиноматка, угрожающе хрюкая подошла к ней, готовая разорвать её, если она только посмеет тронуть её свиноподобного отпрыска, но старуха, казалось, предрешила такой исход событий, и, прежде чем свинья успела проявить агрессию, старуха предложила ей вкусный подарок из пропитанного соком маковых головок засахаренной дыни, который был припрятан в складках хитона. Свинья съела невиданное лакомство, деловито чамкая, зажмуривая от удовольствия маленькие глазки с белобрысыми ресницами. Через некоторое время свинья опустилась на задние ноги и, странно дернув головой, легла на бок, затихла. Лишь, легкое похрюкивание время от времени, выдавало то, что животное не умерло, а всего лишь обездвижено на время.

Старуха, окрутив вокруг талии царицы веревку, и закрепив причудливым узлом, вручила ошеломленной юной царице Иродиаде конец веревки, приказав:

- Держи крепче!

Иродиада все так же стояла открыв рот, не понимая, что старуха собирается делать, а, главное зачем.

-Надо позвать слуг, - залепетала Иродиада по привычке.

-Ты забыла, моя Клеопатра. В нашем тайном деле нет слуг, ибо нет такого слуги, который умел бы сохранить тайну. Просто доверься мне. И не спать. Будь внимательна к каждому шороху.

Приказ старухи действительно вывел юную царицу из полузабытья сонливой растерянности, навострив её слух до предела. Из них двоих, только старуха знала, что делает, и Иродиада машинально подчинилась ей, когда подчиняются, ибо после всего уж не оставалось ничего другого, как подчиняться. Когда старуха стала спускаться в скотную яму к свинье, Иродиада крепко уперлась ногами о край ямы, корчась прекрасным лицом от боли в поясе, ибо, несмотря на всю тощую комплекцию ссохшегося, как коряга на старом солончаке тела, старуха была все ж чудовищно тяжела, как грузный камень.

Через некоторое время появилась старческая рука, держащая новорожденного визжащего свиненка.

-Принимай! - скомандовала старуха. Иродиада только успела схватить, едва не уронив верткое, визжащее тельце свиного младенца. Она держала его на вытянутых руках, брезгливо чувствуя, как крохотное, вонючее тельце новорожденного поросенка извивается в её руках. Старуха поднялась, проворно, словно старая обезьяна вскарабкавшись по крутому склону скотной ямы. В руках у ней был другой свиненок, и визжал он не меньше первого, угрожая перебудить все вокруг. Но вскоре визг затих. Ловким движением костлявых пальцев старуха заставила его заглохнуть, аккуратно свернув свиненку шею. В следующее мгновение та же судьба постигла и его братца.

-Бежим! У нас слишком мало времени!

Женщины побежали. Теперь Иродиада уже не различала дорогу, все, что ей оставалось, это пытаться не отстать от старухи, и не остаться навсегда одной, тут, в этой страшной кромешной тьме потайной подземной пещеры, из которой она не знала выхода.

Старуха нагнулась и что-то подобрала в углу. Это был факел, по-видимому давно приготовленный ею тут. Вскоре свет факела разорвал темноту. Иродиада поняла, что они снова возвращаются во дворец, но потайным путем, о котором она только слышала. Они прошли каменный лабиринт, достойный своего чудовища Минотавра. И вот, остановившись у какого-то выступа, старуха внимательно огляделась, затем приподнялась на цыпочки, нащупала рычаг в заросшем солончаком извилине скалы, маленькая потайная дверь отворилась, и, пригнувшись, они наконец-то вышли, почти выползли в коридор, отделанный мрамором. Это были личные покои царя Ирода.

-Теперь сними сандалии и ступай как можно тише, - прошептала старуха. - Никто не должен застать нас тут — иначе смерть.

Иродиада сняла обувь, и босые женщины чуть не на цыпочках продолжали красться, стараясь как можно незаметнее дышать, чтобы многочисленные слуги и стражники не услышали их.

Вот они дошли до конца коридора, где располагалась тронная зала, но, не войдя туда, свернули в кривой коридор.

Там, в конце, располагалась небольшая комната. Посредине, накрытая белыми, шелковыми покрывалами, стояла колыбель с царевичами. Сонная рабыня -кормилица сидела, склонившись над спящими царственными младенцами, дремала, убаюканная звуками дождя и пылающего на дровнях кострища.

Старуха приложила палец к губам. Затем, незаметно проникнув в покои, старуха единым прыжком пантеры набросилась на спящую женщину, ловким движением убийцы свернув ей голову вбок, как до того проделала с поросятами, так что та не успела даже вскрикнуть. Готова.

Она уложила труп на скамью,и, со старательной аккуратностью придав ему вид спящей, накрыла покрывалом.

-Скорее! - приказала Иродиаде.

-Что?! Что делать?!

-Бери младенцев! Осторожнее! Не разбуди!

Потревоженные среди ночи мальчики, спросонья не понимая, что происходит, не стали кричать, а только схныкивали, думая, что пришло время кормления, ожидая его.

На место вынутых младенцев старуха уложила мертвых свинёнышей, надев им на головы царственные кепы золотого шитья, придав им позы обнявшихся, как до того лежали дети, прикрыла одеялом, так что даже вблизи нельзя было отличить от мирно спящих в колыбели младенцев.

- А теперь, Ирада, если хочешь остаться в живых, что есть мочи, беги, беги в свои покои! И запрись там с детьми. И чтобы не происходило, не отворяй никому камня, делая вид, что никого нет, даже если я буду просить отворить тебе двери — не отворяй, пока не пройдет десять дней.

-Но, но что я буду делать с ними?! Я ненавижу детей. Я не умею обращаться с ними. Я ненавижу детский крик, он портит мне нервы.

-Как может быть противен жених своей невесте.

-Но..

-Уходи же! Скоро обход стражи! Не медли! Иначе я буду вынуждена выдать тебя брату, и он казнит меня!

Больше ничего не спрашивая, Иродиада , схватив младенцев под мышки, бросилась в свои потайные покои.

Старуха достала из складки хитона голову мертвой кобры.

«Вот и все, Исида, я сделала все, как ты хотела. Теперь не иссякнет твое божественное семя, и древний род великих фараонов да будет продолжен в веках!»